ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ.........................................................................................................3

ГЛАВАI. ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕДАЧИ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ

ОБРАЗНОСТИ ПРИ ПЕРЕВОДЕ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА.............6

1.1 Понятие и особенности поэтического текста.......................................6

1.2 Художественная образность в поэтическом тексте и способы ее

выражения.......................................................................................................10

1.3 Особенности поэтического перевода и передачи художественного

образа. Проблема эквивалентности..............................................................17

ГЛАВА II. ПЕРЕДАЧА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА В

ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ИОСИФА БРОДСКОГО ПРИ ПЕРЕВОДЕ НА
АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК..................................................................................26

2.1 Переводческие преобразования и трансформации при передаче

художественной образности.........................................................................26

2.2 Особенности художественного мировосприятия Иосифа Бродского.33

2.3 Использование переводческих трансформаций при переводе

стихотворений Иосифа Бродского на английский язык.............................36

ЗАКЛЮЧЕНИЕ...............................................................................................55

НАУЧНАЯ И СПРАВОЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА.........................................58

ПРИЛОЖЕНИЕ...............................................................................................61
 ВВЕДЕНИЕ

Представленная работа посвящена исследованиям особенностей

перевода поэтического текста и, в частности, трудностям передачи
художественных образов, которыми изобилует любой поэтический текст,
ставя перед переводчиком задачи повышенной сложности.
В нашей работе перевод поэтического текста будет рассматриваться
на примере творчества Иосифа Бродского, ставшего одним из самых
выдающихся поэтов в мировой культуре XX века. Его работы
представляют собой значительный интерес не только для современного
читателя, но и для ученых-лингвистов, ведь поэзия И.А. Бродского
самобытна, философична и отличается высокой культурой.
Художественный язык поэта крайне разнообразен, а интонационный строй
и синтаксическая организация уникальны.
Более того, исследование творчества И.А. Бродского является для
нас актуальным, т.к. поэт не только создавал стихотворения, но и
осуществлял их переводы на английский язык. Иосиф Александрович внес
значительный вклад в развитие стихотворного перевода и сформулировал
основные принципы своей переводческой тактики.
Актуальность исследования определяется тем, что перевод поэзии
является одним из наиболее сложных, т.к. вывести единые правила
интерпретации и перевода поэтического текста практически невозможно
по причине высокой степени образности и иносказательности подобного
текста. Данная работа посвящена изучению грамотного использования
необходимых трансформаций и методов поэтического перевода при
передаче художественной образности.
Теоретической базой исследования послужили работы таких
лингвистов и переводоведов, как В.Н. Комиссаров, K.C. Бархударов, Ю.В.

2
Казарин, М.М. Бахтин, А.А. Потебня, В.В. Виноградов, И.П. Волков, Л.И.
Тимофеев, Л.К. Латышев, С.Ф. Гончаренко, И.Р. Гальперин и др.
Объект исследования – поэтический текст и его художественная
образность.
Предмет исследования – особенности передачи средств
художественной образности при переводе поэтического текста.
Цель работы – проанализировать особенности художественного
образа поэтического текста и рассмотреть возможные способы передачи
средств выражения художественной образности с русского языка на
английский на материале работ И.А. Бродского и их переводов.
Задачи исследования:
1. Проанализировать особенности поэтического текста и
определить специфику художественного образа в поэтическом тексте.
2. Рассмотреть возможные способы передачи художественной
образности при переводе поэтического текста.
3. Изучить особенности произведений И.А. Бродского и их
перевода на английский язык.
4. Сопоставить и проанализировать оригинальное произведение с
несколькими вариантами перевода с целью выявления способов передачи
художественной образности.
5. Провести количественный подсчет полученных результатов и
сделать необходимые выводы о наиболее продуктивных способах
передачи художественной образности.
Методы исследования: метод описания, сравнительно-
сопоставительный метод, метод переводческого анализа, метод сплошной
выборки, контекстуальный анализ, количественный метод.
Материал исследований: оригинальное стихотворение И.
Бродского «Любовь» и два варианта его перевода на английский язык,
выполненные переводчиками Дэниэлом Вайсбортом и Евгением

3
Матусовым; стихотворение И. Бродского «То не Муза воды набирает в
рот…» и его автоперевод на английский язык.
Апробация работы. Данная работа была апробирована в рамках
«Недели науки-2019» в ходе научной студенческой конференции
ИФЖиМКК ЮФУ в секции «Общие и частные вопросы перевода:
лингвокультурный и прагматический аспекты». Тема выступления:
«Поэзия Иосифа Бродского и особенности ее перевода».
Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, выводов
по каждой из глав, заключения, списка литературы и приложения.
В первой главе рассматриваются особенности понятий «поэтический
текст» и «художественная образность», раскрывается сущность
поэтического перевода и его эквивалентности.
Во второй главе внимание уделяется исследованию переводческих
преобразований и трансформаций при переводе поэтического текста;
выделяются особенности художественных образов поэзии Иосифа
Александровича Броского, а также возможные способы их перевода;
проводится практическое исследование, на основе которого выделяются
наиболее продуктивные способы передачи художественной образности
при поэтическом переводе.
После каждой главы оформляются выводы, содержащие главную
информацию о результатах исследования.

4
 ГЛАВАI. ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕДАЧИ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ОБРАЗНОСТИ ПРИ ПЕРЕВОДЕ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА

1.1 Понятие и особенности поэтического текста

Поэзия является одним из основных видов художественной

литературы. За последние десятилетия поэтические произведения и язык
художественной литературы все больше привлекают внимание лингвистов
и филологов за счет специфического набора средств выразительности и
заметно отличных от других родов литературы свойств. Благодаря своей
сложной организации поэтический текст открывает для науки все новые
аспекты изучения, такие как исследование рифмы и ритма,
художественной образности, связанности и структурированности
поэтического текста, а также особенностей восприятия поэзии и ее
перевода на другие языки. Лингвистическое исследование поэтики
стихотворного текста берет свое начало в работах таких ученых, как Р.
Якобсон, В.В. Виноградов, В.Г. Винокур, Б.М. Эйхенбаум, Л.И. Тимофеев.
Так, поэтический текст – это сложная динамическая система с ярко
выраженной формализацией в виде ритма, рифмы, строф и т.п. Как
правило, единицы поэтического текста имеют образное или переносное
значение, обладающее высокой степенью психологичности и эмотивности.
Учеными и поэтами были предприняты неоднократные попытки дать
полное определение такому сложнейшему явлению, как поэтический текст,
однако найти абсолютно исчерпывающее определение крайне сложно.
Во-первых, поэтический текст является лингвистической теорией,
план выражения и план содержания которой отличается спецификой
единиц языковой системы, имеющей знаковую природу и иерархическую
структуру.
Во-вторых, поэтический текст является антрополингвистической
категорией, заключающей в себе индивидуально-авторскую
5
художественную картину мира и сочетание индивидуального
субъективного поэтического мышления с обобщенным языковым
мышлением.
Согласно Л.Н. Мурзину, поэтический текст – категория культурная,
то есть знаковая система текста родственна знаковой системе культуры
[Мурзин: 1994, c.160-169].
Как считал М.М. Бахтин, поэтический текст – категория
эстетическая, ведь конкретный поэтический текст всегда создается в
каких-либо определённых эстетических рамках, то есть является частью
эстетики словесного творчества [Бахтин: 1979, с. 424].
Согласно еще одной точке зрения, представленной в работах Ю.М.
Лотмана, поэтический текст - категория духовная, являющаяся высшим
проявлением интеллектуальной, эмоциональной, психологической и
прочих деятельностей человека наряду с другими видами искусства и
науки.
С одной стороны, каждый элемент системы поэтического текста
связан с остальными таким образом, что в какой-то степени
предопределяет их. С другой стороны, связь этих элементов не может быть
полностью автоматизированной, иначе текст не несет в себе никакой
информационной нагрузки. Для того, чтобы текст был информативным,
каждый элемент должен предопределять несколько вариантов, из которых
реализуется всего один.
По мнению Ю.М. Лотмана в поэтическом тексте, в отличие от
какого-либо другого, любые элементы могут принимать статус
значимости, то есть формальные элементы языка могут приобрести
семантический характер и дополнительное значение в поэтическом тексте.
Более того, усложняется и сама система сочетаний [Лотман: 1996, с.43].

6
 Как выразился известный испанский поэт: «Поэзия – союз двух слов.
О которых никто не подозревал, что они могут соединиться» [Лорка: 1987,
с.251].
Сам же поэтический текст – это «сложно построенный смысл»
[Лотман: 1996, c.38]. Исходя из этого, можно сказать, что в единой
структуре поэтического текста в сложной системе взаимоотношений
оказываются единицы языка, которые невозможно сочетать в обычной
языковой конструкции. Таким образом, и вся конструкция, и каждый
отдельный элемент приобретают особую семантическую нагрузку и
неожиданный, зачастую невозможный вне стихотворного текста смысл.
Система поэтического текста делится на знаково-вербальную и
внезнаковую (невербальную) части. Знаково-вербальная часть реализуется
за счет трех форм поэтического текста – графической, в которую входят
единицы поэтической графики; дискурсной, включающей в себя такие
элементы, как поэтический ритм, дикция и компоненты просодии; а также
языковой, включающей единицы фонетического, словообразовательного и
синтаксического уровней. Внеязыковая или невербальная часть системы
поэтического текста раскрывается в культурном, эстетическом и духовном
замысле [Казарин: 1999, с. 403].
Для того чтобы выделить основные признаки поэтического текста, в
первую очередь необходимо обратиться к признакам художественного
текста, в основу которых входят целостность, достигаемая за счет плана
содержания, и связность – план выражения. Данные две категории
выступают в отношениях взаимодополнения и в то же время взаимного
противопоставления. Также художественному тексту присущи такие
признаки, как контекстуально-смысловая завершенность, абсолютная
антропоцентричность, что мы понимаем как субъективность или
«человеческий фактор в языке», «человеческая жизнь в языке, языковое
существование человека»; а также единство внешней и внутренней формы,

7
развернутость и последовательность, иными словами, логичность текста.
Помимо этого, художественный текст характеризуется диалогичностью,
то есть такой текст направлен на то, чтобы вызывать отклик в
человеческом сознании и поведении. Благодаря данной категории,
происходит непрерывное возникновение новых смыслов и рождение
обновленных художественных текстов, что способствует духовному
обогащению людей и единению [Бахтин: 1979, с.424]. Наиболее
актуальными категориями художественного текста для нашего
исследования являются категория напряженности, то есть «степень
смысловой и содержательной новизны для читателя» [Валгина: 2003,
с.231], выраженная эстетически обусловленной прагматичностью,
концептуальностью и образностью, а также категория
интерпретируемости [Лотман: 1996, с.36].
Все вышеизложенные характеристики присущи поэтическому тексту
как варианту художественного текста, однако поэтический текст также
имеет собственные индивидуальные признаки, выделенные Ю.В.
Казариным:
1. Комплетивность. Данный признак связан с эстетическим
функционированием поэтического текста, а именно культурным
обогащением языка и способов познания.
2. Экспериментальность, т.е. наличие в тексте различных
элементов языкового эксперимента или текстовых новаций.
3. Герметичность. Этот признак выражается в наличии
индивидуально-авторских кодов, что определяет возможность
разнообразных интерпретаций, в определенной степени затрудняя
восприятие текста в целом.
4. Репродуктивность. Данный признак рассматривается с точки
зрения текстотворчества как механизма подражательства, текстовой
редупликации текстотворца.

8
 5. Цельнооформленность и идиоматичность. Данные признаки
соотносятся со связностью текста и выражаются в формализации
поэтического текста, наличии единства графической, дискурсной и
языковой форм, а также в отсутствии вариативности плана выражения
поэтического текста при наличии высокой степени вариативности плана
содержания. Другими словами, система поэтического текста всегда являет
собой явление более широкое и полное, нежели сумма ее частей, как в
формальном, так и в содержательном плане.
6. Энергетичность. Данный признак рассматривается как
совокупность образной, психологической и эстетической напряженности
текста.
7. Энигматичность. Этот признак поэтического текста также
называют наличием в тексте смысловых «темнот» или «категорией
непонятности». Другими словами, энигматичность (непонятность) текста
является показателем смысловой глубины текста, связи с непознаваемым и
неизъяснимым [Казарин: 1999, c.39-42].
Данный перечь качеств поэтического текста не имеет характера
законченности, ведь поэзия, являясь продуктом духовой деятельности
человека не может быть полностью изучена. Поэтический текст является
специфическим типом языкового мышления, особым вариантом
художественного текста и именно поэтому имеет широкий набор
признаков.

1.2 Художественная образность в поэтическом тексте и способы ее

выражения

Образ и образность являются ключевыми понятиями в изучении

художественного текста и рассматриваются неразрывно друг от друга.
Однако до сих пор лингвисты-языковеды не могут прийти к общему

9
решению вопроса определения данных терминов. Художественная
образность – явление многозначное, имеющее различные интерпретации и
семантические оттенки значения, что также связано со сложностью и
неоднозначностью понятия «образ» [Лосев: 1994, c.175].
В российской лингвистике исследованием данной области
занимались такие ученые-лингвисты, как А.А. Потебня, В.В Виноградов,
И.П. Волков, Е.Б. Борисова.
Согласно мнению И.Ф. Волкова: «Художественный образ – это
система конкретно-чувственных средств, воплощающая собой собственно
художественное содержание, то есть художественно освоенную
характерность реальной действительности» [Волков: 1995, c.75].
Более глубокое определение образности и образа мы находим в
работе Л.И. Тимофеева: «Образ — это конкретная и в то же время
обобщенная картина человеческой жизни, созданная при помощи вымысла
и имеющая эстетическое значение» [Тимофеев: 1939, с.232].
В.В. Виноградов писал: «Смысл слова в художественном
произведении никогда не ограничен его прямым номинативно-предметным
значением. Буквальное значение слова здесь обрастает новыми, иными
смыслами. В контексте всего произведения слова и выражения, находясь в
теснейшем взаимодействии, приобретают разнообразные дополнительные
смысловые оттенки…» [Виноградов:1971, с. 93].
Другими словами, в контексте литературного произведения
лексическая единица приобретает художественную многозначность, не
зафиксированную в словарях. Этот процесс является основой для создания
художественного образа, заключенного в слове. Так как слово является
конвенциальным знаком, не похожим на сам предмет, который оно
обозначает, посредством слова автор художественного произведения
обращается к воображению читателя, тем самым рождая образ,
помогающий не только освоить и воспроизвести действительность, но и

10
преобразить ее. Именно поэтому понятие образности также имеет статус
всеобщей эстетической категории. Так, можно заключить, что
художественный образ – это акт творческого преображения
действительности.
По мнению Д.Б. Ольховикова понятие «образность» тесно
переплетается с рядом близких по значению категорий, таких как
«выразительность», «экспрессивность», «метафоричность». [Ольховиков:
2000, с. 341] и в работах А.А. Потебни – «символичность» и
«поэтичность».
Стоит отметить, что индивидуальность процесса как создания, так и
восприятия художественного образа делает его еще более сложным и
многозначным явлением. Эта идея нашла свое отражение в работе А.А.
Потебни: «… в искусстве общее достояние всех есть только образ,
понимание коего иначе происходит в каждом и может состоять только в
неразложенном (действительном и вполне личном) чувстве, какое
возбуждается образом» [Потебня: 1976, с. 194-195].
Обычно выделяют образность тропеическую и нетропеическую.
Тропеическая образность основывается на использовании переносного
значения слов и выражений, то есть тропов. При нетропеической
образности рассматривают целые высказывания и даже сам текст. В таких
случаях «экспрессивно-образные функции могут выпасть даже на долю
семантически нейтральных, совсем безобразных местоименных слов»
[Виноградов: 1971, с.125].
Основным способом выражения поэтической образности являются
стилистические приемы, которые наиболее ярко проявляют себя именно в
поэтическом тексте. Как правило, любой поэтический текст имеет
определенный эмоциональный фон и интонационное содержание,
рисующее в воображении читателя различные картины, составляющие
единый образ. В своих произведениях поэты прибегают к целому

11
комплексу стилистических средств, что повышает экспрессию текста и
выражает художественное своеобразие и мастерство автора.
Как уже указывалось нами ранее, художественная образность
делится на тропеическую и нетропеическую. Средствами создания
тропеической образности являются тропы, в то время как нетропеическая
образность представлена в виде синтаксических (или риторических) фигур
речи [Потебня: 1976, с.163].
Однако, в современной лингвистике существует огромное
количество теорий и классификаций касательно данного вопроса. Нужно
отметить, что термины «тропы» и «фигуры» зачастую используют, не
разграничивая.
Мы считаем, что в данном исследовании разграничение тропов и
фигур является обязательным, прежде всего по причине различной
природы образования и построения данных единиц – тропы образуются по
принципу иносказательности, тогда как фигуры речи строятся по
принципу прямых значений слова, но в особой структурной организации,
что по нашему мнению является ключевым различием.
Вслед за В.И. Корольковым мы понимаем троп как особое,
семасиологически двуплановое употребление слова, реализующее
одновременно два значения – буквальное и переносное, которые связаны
между собой по принципу смежности, сходства или противопоставления.
В тропе происходит обогащение значения слова, что ведет к
многозначности тропеической интерпретации. Зачастую тропы привносят
в слово неожиданные ассоциации, несовместимые друг с другом вне
художественного текста [Корольков: 1974 с.60-93].
Классификация тропов также имеет различные интерпретации. Ю.В.
Рождественский в своих работах утверждает: «Хотя классификация тропов
может быть детализирована по разным признакам, тем не менее, главных

12
тропов шесть (метафора, метонимия, синекдоха, аллегория, перифразис,
антономазия)» [Рождественский: 1997, с.253].
Для проведения нашего исследования необходимым является
рассмотреть данные тропы более подробно, основываясь на определениях,
приведенных в Словаре-справочнике лингвистических терминов Д.Э
Розенталя., М.А. Теленковой и Словаре лингвистических терминов О.С.
Ахмановой:
Метафора – это употребление слова в переносном значении на
основе сходства по какому-либо признаку двух предметов или явлений.
Нужно отметить, что метафора является наиболее распространенным
тропеическим средством, так как различные предметы и явления могут
быть схожи по самым разнообразным признакам.
boiling mad (кипеть от возмущения)
move heaven and earth (горы свернуть)
Метонимия – употребление названия одного предмета на основании
внешней или внутренней связи между ними (смежности). Данная связь или
смежность может быть основана на различных принципах: предмет –
материал; автор – произведение; содержимое – содержащее и т.п.
to drink a glass (выпить стакан)
the hall applauded (зал зааплодировал)
Синекдоха – это перенос значения с одного явления на другое по
признаку количественного отношения между ними. Синекдоха, в свою
очередь, является подвидом метонимии.
The buyer chooses a cheap product. (Под «покупателем» и
«продуктом» имеются в виду все покупатели и продукты в целом.)
Аллегория (иносказание) – выражение отвлеченного понятия или
идеи в конкретном художественном образе. Аллегорию также называют
«эзопов язык».

13
 «Animal farm» - «Скотный двор» (повесть-притча Джорджа Оруэлла;
Скотный двор – аллегория на Российскую революцию 1917 года)
Перифразис – замена слова или выражения описанием их
существенных признаков или указанием на их характерные черты.
the Dark Continent – Африка
an affair of honor - дуэль
Антономасия – обозначение лица словом или именем собственным,
наделенным свойствами и качествами присущими данному лицу. Если
антономасия выражается в употреблении имени собственного, данное имя
обычно является широко известным и часто употребляемыми [Словарь-
справочник лингвистических терминов Розенталь Д.Э., Теленкова М.А.:
1976].
the Byron of our days – Байрон наших дней
Помимо тропов, упомянутых в классификации Рождественского,
современные ученые-лингвисты также выделяют ряд прочих, на наш
взгляд, не менее важных средств выразительности и образности текста,
таких как эпитет, сравнение, гипербола, литота, ирония, олицетворение и
т.п.
Эпитет – художественное, образное определение, влияющее на
выразительность определяемого слова.
radiant maiden – лучезарная дева
squalid misery – страшное горе
abject poverty – убогая нищета
Сравнение – уподобление одного предмета другому предмету на
основании какого-либо общего признака.
as dry as dust – сухой как пыль
as light as a feather – легкий как перышко
Гипербола – намеренное чрезмерное преувеличение, повышающее
выразительность явления, создавая эмфатический эффект.

14
 I have not seen you for ages – Я не видел Вас целую вечность
Литота – умаление свойств и признаков предмета, выраженное
отрицанием при передаче положительного признака или свойства. Литота
является образным приемом, противопоставленным приему гиперболы.
He is no coward – Он отнюдь не трус
Ирония – употребление слов в смысле прямо противоположном
буквальному в целях придания тона завуалированной насмешки.
How clever of you to have lost it – Какой ты молодец, что потерял его
Олицетворение – приписывание неживым предметам свойств и
признаков живых существ [Словарь лингвистических терминов Ахманова
О.С.: 1966].
Lightning danced across the sky – Молния разгуливала по небу
Средствами создания нетропеической образности являются фигуры
речи, другими словами, особые построения синтаксических конструкций,
необычные обороты речи. К фигурам речи принято относить такие
обороты, как анафора, эпифора, эллипсис, антитеза, параллелизм, инверсия
и др. Рассмотрим данные явления подробнее:
Анафора – повторение одних и тех же слов в начале
последовательных стихотворных строк. Анафора используется для
придания особой значимости отдельным словам и выражениям в
произведении.
It was the best of times,
It was the worst of times,
It was the age of wisdom
It was the age of foolishness
(Ч. Диккенс)
Эпифора – повторение одних и тех же слов в конце
последовательных стихотворных строк.

15
 Эллипсис – опущение одного или нескольких слов, легко
восстанавливаемых в данном контексте без искажения смысла
предложения.
Some people go to priests; others to poetry; I to my friends.
Антитеза – противопоставление некоторых противоположных
явлений.
Параллелизм – одинаковое синтаксическое построение соседних
предложений.
Youth is lovely, age is lonely

Инверсия – расположение членов предложения в особом порядке,

нарушающем обычный [Словарь лингвистических терминов Ахманова
О.С.: 1966].
Однако, стоит отметить, что вопрос классификации средств
художественной выразительности и образности остается открытым и в
настоящее время. Более того, некоторые явления разными учеными-
лингвистами относятся к средствам разной образности: тропеической или
нетропеической.

1.3 Особенности поэтического перевода и передачи художественного

образа. Проблема эквивалентности

Поэтический перевод является единственным способом перевода

текста, созданного на одном языке, с помощью текста на языке перевода.
Другими словами, переводчик должен создать новый поэтический текст,
эквивалентный оригиналу в концептуальном и эстетическом аспекте. Для
этого переводчику зачастую приходится прибегать к употреблению
абсолютно иных языковых, а порой и стихотворных форм. Словесная

16
близость передается только в том случае, когда это не вредит передаче
концептуальной и эстетической информации.
Одной из главных проблем перевода поэтического текста является
передача индивидуального своеобразия оригинала и сохранение его
образности на другом языке [Conolly:1997, p. 3-5].
Поэтический перевод подразумевает вовлечение переводного текста
в живой литературный процесс, культуру и традиции литературы языка
перевода. Поэтический перевод — это единственный вид перевода, в
котором порой стираются все границы между оригинальным и
переводческим текстом [Гончаренко: 1999, с. 47].
В Российской лингвистике теория перевода основывается на
принципах переводимости и адекватности. Согласно И.Р. Гальперину,
адекватный перевод «передает основную идею, мысль подлинника,
учитывая все стилистические средства выразительности, как несущие в
себе ту или иную художественно-смысловую функцию, так и применяемые
в целях орнаментировки, непосредственно не связанные и не вытекающие
из смыслового задания высказывания. Соотнесением этих двух видов
стилистической выразительности к основной идее высказывания и
определяется подлинно художественная ценность произведения»
[Гальперин, 1974: c.138]. Таким образом, для сохранения художественной
ценности произведения переводчику необходимо не только передать
общий смысл произведения, но и сохранить его образность, особенности
переводимого языка и индивидуальный стиль автора.
Более того, согласно М.Я. Лозинскому, адекватный перевод поэзии
должен оказывать то же эмоциональное воздействие на читателя, что и
оригинал; соответствовать его метроритмическим, фоническим и
металогическим структурам; сохранять в себе национальное своеобразие
поэтической формы; отвечать художественной и исторической

17
действительности оригинала, а также вызывать схожие с оригиналом
ассоциации [Лозинский: 1987, с. 178].
По мнению Р.К Миньяр-Белоручева, особенность поэтического
перевода заключается в том, что в поэзии слова, помимо коммуникативной
функции, главным образом выполняют функцию эстетическую. Поэт,
автор оригинала, в каждый образ вкладывает «дополнительный эффект,
т.е. информацию». Мы можем сказать, что слова в поэтическом
произведении обладают особым индивидуальным настроем писателя
[Миньяр-Белоручев, 1980: с.39].
Автор-поэт отражает свой личный творческий потенциал в
выразительных средствах языка и образах, особенности которых должны
быть учтены при переводе так, чтобы он в первую очередь отражал
авторскую концепцию, а не концепцию переводчика.
Л.Н. Соболев отмечает, что при переводе поэтического текста важно
передать его художественно-эстетические и стилистические качества,
которые находят свое отражение в образном слове. Переводчику
необходимо передать своеобразие художественной формы оригинального
произведения, то есть те средства художественной образности, с помощью
которых автор оригинала создал поэтический текст. При передаче
образности в поэтическом тексте переводчику необходимо пропустить
авторский образ через себя и в то же время, используя все возможности
переводящего языка, передать не свой собственный, а именно рожденный
автором текста образ, не умаляя и не приукрашивая его, ведь в противном
случае произведение потеряет свою неповторимость [Соболев, 1955: с.
255].
Однако, стараясь следовать синтаксической структуре оригинала,
переводчик не должен имитировать образность, ему необходимо
обнаруживать и интерпретировать все значения оригинального образа,
чтобы затем воссоздать в переводе [Raffel, 2010: p. 7].

18
 Тем не менее, нужно всегда учитывать тот факт, что
лингвистические возможности двух языков не могут быть абсолютно
эквиваленты. В двух разных языках могут наблюдаться серьезные
лексические, грамматические и стилистические расхождения. Из этого мы
можем сделать вывод, что переводчику для достижения равнозначности
образов в оригинале и переводе будет недостаточно прибегнуть к простой
замене слов одного языка на слова другого языка. Необходимым является
преобразование художественной структуры оригинала с учетом
лингвистических, экстралингвистических и эстетических особенностей
переводящего языка и принимающей культуры. Согласно мнению Л.Н.
Соболева, при переводе образа нужно переводить не сами слова, а мысли и
образы, в них заключенные. Для этого переводчику необходимо находить
смысловое и образное содержание слова или фразы и только после этого
переносить это содержание на язык перевода. Важно отметить, что ради
сохранения мысли (образа) в переводе неизбежным является изменение ее
словесной оболочки [Соболев, 1955: с. 256].
Существует и другой подход к переводу образа на другой язык,
представленный М.П. Столяровым. По его мнению, «если пренебречь
четкостью контура в угоду краскам изображения, получится, что яркость
образа сохранена, а смысл получил другой оттенок. Другими словами,
переводчик должен стремиться максимально приблизить образ в переводе
к образу в оригинале так, чтобы перевод образа рождал у читателя
перевода те же чувства и эмоции, чтобы обеспечить тождественность
эмоций и чувств от прочтения оригинала и от прочтения перевода
[Столяров, 1937: 244].
В.Я. Брюсов попытался сформулировать основные принципы
поэтического перевода. Поэт считает, что сочетание различных составных
элементов стихотворения, таких как стиль языка, образы, размер и рифма,
воплощают в себе поэтическую идею автора. Однако воспроизвести при

19
переводе все элементы в полной мере не представляется возможным,
поэтому переводчику приходится передавать какую-то часть элементов
оригинала, пренебрегая другими [Брюсов:1971, с. 124].
При переводе стихотворений нужно всегда помнить о том, что
образы, их взаимодействие и структура играют главную роль в
поэтическом тексте и содержат главную информацию. Потому изменение
образного строя стихотворения неизменно приводит к изменению
семантического содержания [Гончаренко:2005, с. 308].
Существует два совершенно противоположных метода перевода
поэтического текста – независимый и подчиненный. Согласно первому
типу, переводчик, прочувствовав дух и настроение подлинника,
переливает его в свои формы; следуя же второму методу, переводчик
также стремится передать и форму оригинала. В зависимости от метода, к
которому обращается переводчик, перед ним встают различные задачи
[Вяземский:1960, с. 6].
Также выделяют два основных типа стихотворных переводов:
перестраивающий форму и/или содержание и воссоздающий, т.е. тот, что
воспроизводит стихотворение с наибольшей точностью в аспектах
содержания и формы.
Форму стихотворения составляет комплекс взаимосвязанных
элементов, таких как метр, мелодика, стилистика, художественная
образность и т.д. Такая структура стихотворного произведения служит
основой для создания ритма, который признанно считают самой мощной
составляющей поэзии. Виды рифмовки также важны как для
стилистической, так и для музыкальной организации произведения. В этом
аспекте также важен характер переносов, возникающих при синтаксически
незаконченных фразах. Подобные переносы в большей степени
определяют течение поэтической мысли. Передача подобных элементов
при переводе стихотворных текстов необычайно важна для сохранения

20
индивидуального стиля автора, сохранения первоначального замысла и
воссоздания художественной образности [Гончаренко: 2005, с. 37].
При анализе любого перевода поэтического текста необходимой
составляющей является определение степени его эквивалентности.
Наиболее полная степень сохранения оригинала в переводе называется
пределом переводческой эквивалентности, однако в каждом отдельном
переводе его близость к оригиналу может варьироваться в зависимости от
особенностей ИЯ и ПЯ. Таким образом, определение переводческой
эквивалентности основывается на сопоставлении различных элементов
смысла, содержащихся в оригинале и переводе.
Многие лингвисты занимались вопросом иерархичности уровней
эквивалентности. По нашему мнению, наиболее развернутую модель,
необходимую для нашего исследования перевода художественного текста,
представил В.Н. Комиссаров. Предложенная им модель уровней
эквивалентности представлена в виде пяти связанных между собой
уровней:
 уровень цели коммуникации;
 уровень описания ситуации;
 уровень способа описания ситуации;
 уровень структуры высказывания;
 уровень лексико-семантического сообщения
[Комиссаров:1980, с. 59-100].
Согласно Комиссарову, единицы оригинала и перевода могут быть
эквивалентны друг другу лишь на некоторых из данных уровней или же на
всех пяти, что свидетельствует о полной эквивалентности оригинала и
перевода.
Эквивалентность переводов первого типа заключается в сохранении
цели коммуникации оригинала, которая в языке перевода может быть
выражена неидентичными лексическими единицами и отличной от
21
оригинала синтаксической организацией. Между высказываниями в
оригинале и переводе отсутствуют прямые логические связи.
She lifted her nose up in the air - Она смерила его презрительным
взглядом
Ко второму типу эквивалентности мы относим перевод оригинала,
который не только отражает цель коммуникации оригинала, но и передает
одну и ту же ситуацию общения, что подразумевает совокупность
объектов и связь между объектами, описываемыми в ситуации
He answered the phone - Он снял трубку
Второй тип эквивалентности широко применяется во всех типах
перевода. Это объясняется тем, что в разных языках существуют
определенные предпочтительные способы описания одних и тех же
ситуаций. Подобные способы в языке оригинала могут быть абсолютно
неприемлемыми в языке перевода. Например, устоявшееся в русском
языке «Осторожно, окрашено» на английский следует переводить “Wet
paint”.
Третий тип эквивалентности перевода характеризуется сохранением
в переводе цели коммуникации и способа описания ситуации, а именно
определенных понятий в оригинале, с помощью которых осуществляется
описание. Однако, данный уровень эквивалентности характеризуется
отсутствием идентичности лексического состава и синтаксической
структуры оригинала и перевода.
Scrubbing makes me bad-tempered - От мытья полов у меня
настроение портится
Для четвертого типа эквивалентности характерно максимальное
сохранение синтаксических структур оригинала, другими словами,
синтаксический параллелизм перевода по отношению к оригиналу. При
четвертом типе эквивалентности перевода наиболее часто встречается
соответствие каждому члену предложения в оригинале однотипного члена

22
предложения в переводе, который идентично располагается по отношению
к другим членам.
He was never tired of old songs - Старые песни ему никогда не
надоедали
Пятый тип эквивалентности обнаруживает максимальную близость
оригинала и перевода, которая может быть достигнута при передаче текста
с одного языка на другой. Отношения между оригиналом и переводом
характеризуются параллелизмом структуры организации текста и
максимальной соотнесенностью лексического состава.
I saw him at the theatre - Я видел его в театре
Таким образом, переводческая эквивалентность обозначает
максимально точную передачу исходного текста на язык перевода в
наиболее полном объеме. Однако, языковое своеобразие любого
художественного текста не может быть в полной мере воссоздано на
другом языке, в то же время художественный перевод не предполагает
создания абсолютно тождественного текста, поэтому отсутствие
тождественности не препятствует выполнению основной функции
художественного перевода [Комиссаров:1973, с. 78-157].

23
Выводы по главе I:

Обобщая все вышесказанное, мы можем сделать вывод о том, что

поэтический текст – это сложная система, обладающая индивидуальными,
присущими только данному виду художественного текста чертами и
свойствами, такими как комплетивность, экспериментальность,
репродуктивность, энигматичность и др. Ученые-лингвисты ни раз
предпринимали попытки охарактеризовать и дать определение данной
категории, однако в силу глубокой многозначности и сложной структуры,
единое общепризнанное определение так и не было выведено.
Одной из характерных черт поэтического текста является
художественная образность и многочисленные способы ее выражения,
которые помогают автору сделать произведение уникальным и
самобытным.
Выделяют тропеические и нетропеические средства художественной
выразительности. К способам выражения тропеической образности мы
24
относим такие тропы, как метафора, метонимия, синекдоха, аллегория,
перифразис и др. Среди средств нетропеической образности выделяют
такие фигуры, как эпитет, сравнение, гипербола, литота и т.д.
Перевод поэтического текста ставит перед переводчиком сложные
задачи передачи индивидуального своеобразия оригинала и сохранения его
художественной образности.
Согласно В.Н. Комиссарову, каждый перевод, в том числе
поэтический, может соответствовать одному из пяти уровней
эквивалентности. Пятый уровень эквивалентности свидетельствует о
наиболее полной и идентичной передаче оригинала, однако для перевода
поэтического текста этот уровень эквивалентности нехарактерен
вследствие высокой степени самобытности и своеобразия оригинала.
ГЛАВА II. ПЕРЕДАЧА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА В
ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ИОСИФА БРОДСКОГО ПРИ ПЕРЕВОДЕ НА
АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК

2.1 Переводческие преобразования и трансформации при передаче

художественной образности

Согласно С.Ф. Гончаренко, перевод художественного образа в

поэтическом тексте делится на несколько этапов: перевод исходной
конструкции на переводящий язык, определение творческого потенциала
конструкции переводящего языка, полученной в результате первого этапа,
и синтез.
Как правило, первый этап осуществляется методом пословного
перевода каждого из компонентов исходной конструкции. Данный прием
обеспечивает инвариантность семантического содержания конструкции
без учета стилистического и прагматического аспекта перевода.
Второй этап предполагает определение эвристического потенциала
конструкции в рамках поэтики переводящего языка. Как правило,

25
отличная тропеическая традиция и другой критерий «достаточности»
образного подобия могут привести к различному потенциалу конструкций
в языке оригинала и языке перевода.
Третий этап является синтезом или, другими словами,
развертыванием конструкции в терминальный переводной образ. Данный
этап является наиболее сложным и ответственным для переводчика
поэтического текста, поэтому внутри его С.Ф. Гончаров также выделяет
несколько фаз:
1. Первая фаза – сопоставление «эвристических потенциалов»
образа в оригинале и в переводе, а также трансформация переводного
тропа с целью получения образа, равноценного исходному в отношении
достоверности.
2. Вторая фаза – поиск синонимичного тропа, являющегося
структурно-функциональным аналогом исходного образа.
3. Третья фаза – получение терминального образа. Это
окончательная фаза состоит из нескольких процедур:
 Стилистическая поправка с целью приведения лексико-
синтаксических характеристик тропа в соответствие с характеристиками
оригинала.
 Преобразование полученного образа в соответствие с
принципом эвритмичности так, чтобы троп смог вписаться в стихотворный
текст без ущерба его ритмике.
 Трансформация тропа, способствующая адекватной системе
рифмовки поэтического текста.
 Проверка модального соответствия, которая способствует
выявлению несоответствий того или иного тропа эмоциональной
окрашенности общей картины. Так, если троп противоречит передаваемой
ситуации, он может быть подвергнут модификации.

26
  Проверка эквивалентности переводного тропа оригинальному
по неучтенным ранее стилистическим характеристикам исходного текста,
к которым могут относиться такие фигуры, как аллитерация, анафора и т.п.
Однако, нужно иметь в виду, что эквивалентность по этому признаку часто
является факультативной, ведь, например, аллитерация может быть
воспроизведена в любом другом сегменте текста, а не в самом переводном
тропе.
 Трансформации с учетом вербального окружения переводного
тропа. Например, такая трансформация может быть мотивирована
лексическим повтором.
Указанная модель описывает основные процедуры процесса
перевода значительной части средств выражения художественной
образности. С.Ф. Гончаренко отмечает, что перечисленные этапы
перевода обеспечивают прагматическую, стилистическую и
семантическую адекватность переводного тропа [Гончаренко: 1999, с. 43-
48].
Следуя указанным моделям, переводчик зачастую сталкивается с
необходимостью применения различных переводческих трансформаций.
Трансформация – основа большинства переводческих приемов. В.Н
Комиссаров понимает переводческие трансформации как «преобразования,
с помощью которых можно осуществить переход единиц оригинала к
единицам перевода в случаях, когда словарное соответствие отсутствует
или не может быть использовано по условиям контекста» [Комиссаров:
1990, с.170].
Нужно отметить, что при переводе художественных средств в
поэтическом тексте переводчик апеллирует теми же трансформациями, что
и при переводе прозы.
Одной из самых известных и употребительных классификаций
является классификация В.Н. Комиссарова. Данная классификация

27
сводится к таким типам трансформаций, как лексическая, грамматическая,
а также комплексная.
Говоря о лексических трансформациях по В.Н. Комиссарову, мы
выделяем:
 Транслитерация – побуквенное воссоздание графической формы
лексической единицы оригинала. (Illinois – Иллинойс)
 Транскрипция – то есть воссоздание звуковой формы иностранной
лексемы. (Wall Street Journal – Уолл Стрит Джорнал)
 Калькирование – замена составных частей оригинала их
словарными соответствиями. (Wall Street Journal – Уолл Стрит
Джорнал)
Также В.Н. Комиссаров выделяет некоторые лексико-семантические
замены:
 Модуляция или смысловое развитие – замена единицы
исходного языка единицей переводящего языка, значение которой
логически выводится из значения исходной единицы. (I don’t blame them –
Я их понимаю)
 Конкретизация – замена лексической единицы исходного
языка единицей переводящего языка с более узким значением. (The
curtain went up - Занавес поднялся)
 Генерализация – замена единицы исходного языка единицей
переводящего языка с более широким значением. (То the last ounce of effort
- Из последних сил)
В качестве грамматических трансформаций выступают:
 Дословный перевод или синтаксическое уподобление –
синтаксическая структура оригинала преобразуются в аналогичную
структуру в переводе. (I always remember his words - Я всегда помню его
слова)

28
  Грамматические замены, при которых единица исходного
языка в переводящем языке обретает иное грамматическое значение,
например, замена формы числа или замена части речи. (Privacy was
impossible - Было невозможно побыть одному)
 Членение предложения (I felt like praying or something, when I
was in bed, but I couldn't do it - Лег и подумал: помолиться, что ли? Но
ничего не вышло)
 Объединение предложения (It was a long time ago. It seems like
50 years ago – Это было давно, казалось, 50 лет назад)
Третью группу составляют лексико-грамматические трансформации,
которые также можно именовать комплексными. В них входят:
 Экспликация или описательный перевод происходит, когда
лексическая единица исходного языка при переводе заменяется
сочетанием слов, объясняющим ее значение.
 Антонимический перевод – замена утвердительной формы в
оригинале на отрицательную форму в переводе и наоборот. (Remember to
wake me up at 7 a.m. – Не забудь разбудить меня в 7 утра)
 Компенсация, когда элементы смысла, которые могут быть
утрачены при переводе единицы исходного языка, передаются при
переводе каким-либо другим средством языка. (They said 'he don't' and 'she
don't' and stuff like that - Они говорили «хочут» и «хочете», и все в таком
роде) [Комиссаров:1990, с. 210-225].
В свою очередь, K.C. Бархударов различает переводческие
трансформации по формальным признакам, выделяя перестановки,
добавления, замены и опущения. В то же время сам ученый подчеркивал,
что данная классификация является условной и представленные типы в
чистом виде встречаются крайне редко. Обычно они образуют сложные
трансформации, сочетаясь друг с другом.

29
 По Л.С Бархударову перестановка - изменение порядка языковых
элементов в тексте перевода.
Как отмечает ученый, замена является наиболее употребительный
видом трансформации при переводе. Замена может выражаться в
изменении типов синтаксической связи, лексических и грамматических
заменах, поэтому Л.С Бархударов выделяет несколько видов замен:
 Замена форм слова, например, числа у существительного или
времени у глагола;
 Замена частей речи, которая может быть представлена
прономинализацией – заменой существительного местоимением, заменой
отглагольного существительного на глагол и т.п.;
 Замены членов предложения или перестроение синтаксической
структуры предложения;
 Синтаксические замены в сложном предложении. В данной
категории замен наблюдается несколько видов трансформаций:
1. замена простого предложения сложным;
2. замена сложного предложения простым;
3. замена главного предложения придаточным и наоборот;
4. замена подчинения сочинением и наоборот;
5. замена союзного типа связи на бессоюзный и наоборот.
Замена сложного предложения простым предложением зачастую
наблюдается вследствие структурных расхождений в языке оригинала и
языке перевода. Помимо этого, подобные трансформации также могут
быть вызваны стилистическими причинами.
 Лексическая замена – замена лексических единиц в языке
оригинала на лексические единицы языка перевода, которые не являются
их словарными эквивалентами.
 Антонимический перевод – трансформация утвердительной
конструкции на отрицательную.
30
  Добавление – это использование в переводе слов, не имеющих
соответствий в оригинале, вызванное, как правило, формальной
невыраженностью семантических единиц в языке оригинала.
 Опущение характеризуется пропуском в тексте перевода
семантически-избыточных единиц [Бархударов:1975, с. 202-230].
Помимо данной классификации, для нашего исследования
актуальной является работа Т.А. Казаковой, направленная на изучение
способов перевода стилистических средств и приемов, ведь именно эти
единицы языка вызывают у переводчика особенные трудности при
переводе поэтического текста. Отдельное внимание она уделяет переводу
метафорических единиц, метонимии и иронии в художественном тексте.
Согласно Т.А. Казаковой стилистические средства в художественном
тексте, в частности метафора и метонимия, могут переводиться
следующими способами:
1. Полный перевод – это вид перевода, направленный на
подробное воспроизведение каждого компонента исходного текста в
единицах переводящего языка в тех случаях, когда в обоих языках
совпадают правила сочетаемости и традиции выражения эмоционально-
оценочной информации. Например, перевод метафор:
Black day – Черный день
Black deed – Черное дело
2. Добавление или опущение используется в тех случаях, когда
требуется либо экспликация подразумеваемого, либо импликация
выраженного в исходном тексте.
To buy some Kelogg's – купить хлопья фирмы Kelogg; купить
кукурузные хлопья
3. Замена применяется в случаях лексического, либо
ассоциативного несоответствия между метафорами в исходном и
переводящем языках.

31
 Black sheep – паршивая овца
Black frost – Трескучий мороз
4. Структурное преобразование применяется при различии
традиций грамматического оформления в исходном и переводящем языке.
Например:
A dream of a dress – не платье, а мечта; платье моей мечты
5. Традиционное соответствие используется в тех случаях, когда
в языке оригинала и языке перевода сложились разные способы
выражения метафоры, например:
Fair maiden – Красная девица
Brave man – Добрый молодец
6. Полное преобразование, т. е прямое восстановление исходного
наименования или, другими словами, разрушение образа. Данный тип
перевода применяется из-за существенного расхождения культурных
традиций, препятствующего пониманию в переводящей культуре
[Казакова: 2001, с. 109-117].

2.2 Особенности художественного мировосприятия Иосифа Бродского

Иосиф Александрович Бродский родился в Ленинграде в 1940 году.

После окончания семи классов Иосиф Бродский был вынужден искать
работу. Будущий поэт пробовал себя в различных видах деятельности, но
по-настоящему его интересовало именно литературное творчество. Иосиф
Александрович серьезно занимался самообразованием и очень много
читал. Свое первое стихотворение он написал в 1958 году, и уже очень
скоро юный талантливый лирик Иосиф Бродский получил признание
Анны Ахматовой.
На родине поэт стал жертвой преследований и гонений. В 1964
Иосиф Бродский был арестован и осужден на пять лет ссылки по

32
обвинению в тунеядстве. На защиту поэта встали многие литературные
деятели того времени, благодаря чему Иосиф Александрович был
досрочно возвращен в Ленинград, однако стихотворения его не
публиковали. За несколько лет в СССР было напечатано всего 4
стихотворения поэта, хотя за границей его произведения получили
признание общественности.
Несмотря на все усилия Иосифа Бродского и его
единомышленников, в 1972 поэту пришлось эмигрировать в США. Там он
занял должность приглашенного профессора на факультете славистики в
Мичиганском университете, а также активно писал и публиковался как на
русском, так и на английском языках. Произведения Иосифа Бродского на
английском языке явились таким же выдающимся вкладом в мировую
литературу, как и его работы на русском языке.
В 1987 году Иосифу Бродскому была присуждена Нобелевская
премия по литературе.
В апреле 1996 года Иосиф Бродский скончался от инфаркта
[Безносов:2003, c. 5-19].
Как поэт Иосиф Александрович стремился переосмыслить понятия
культуры и найти ответы на вопросы о причинах культурного кризиса
эпохи. Поэзию Иосифа Бродского отличает глубокая философичность.
Лирический герой его произведений стремится осознать собственное место
в мире. Художественной особенностью творчества Иосифа Бродского
является особенное отношение ко времени, он считал, что поэзия должна
имитировать время с помощью таких средств, как ритмический рисунок,
размер, «темперамент» стихотворения. Именно поэтому стихотворения
Иосифа Александровича отличаются особым интонационным строем и
синтаксической организацией. Например, поэт прибегает к
многочисленным синтаксическим переносам в стихотворной речи

33
(enjambemet), то есть намеренным несовпадениям поэтического стиха и
предложения, что ранее не было характерным для поэзии. Например:
Мир пятерни. Срез
ночи. И мир ресниц.
Тот и другой без
обозримых границ.
(«Волосы за висок…», 1967)
Наиболее яркой чертой художественного мировосприятия Иосифа
Бродского является трагическое восприятие мира. Как писал Александр
Кушнер: «Бродский - поэт безутешной мысли, поэт едва ли не
романтического отчаяния. Нет, его разочарование, его скорбь еще
горестней, неотразимей, потому что в отличие от романтического поэта
ему нечего противопоставить холоду мира» [Кушнер:1990, с. 3]. Трагизм
Иосифа Бродского выражает не кризис отдельной личности, а духовный
кризис культуры в целом.
Еще одной стилеобразующей чертой поэзии Иосифа Бродского
считается лингвоцентризм. Отчасти это может быть связано с его
творческим билингвизмом. Автор поэтически воссоздавал мир в
категориях и образах языка, воспринимал мир как текст: «Можно сказать
уверенно: / здесь и скончаю я дни, теряя / волосы, зубы, глаголы,
суффиксы…» («1972 год»).
Произведения Иосифа Александровича отличаются необыкновенно
сложной системой цитирования, аллюзий и реминисценций, которые
проявляются не только в самих цитатах, но и в образном строе
стихотворений и их мотивах. Многие тексты Бродского одновременно
соотнесены с несколькими произведениями других поэтов.
Поэтика и идиостиль Иосифа Бродского отличаются богатым
лексическим и стилистическим разнообразием, а также использованием
самых разнообразных тропов и средств художественной

34
изобразительности из самых различных сфер жизни: «…брать сестерций с
покрывающего тела/
все равно, что дранку требовать у кровли...» («Письма римскому другу»,
1972) [Безносов:1998, c. 23].
Известно, что Иосиф Александрович также был выдающимся
переводчиком и внес большой вклад в развитие данной области. Поэт был
крайне требователен к переводам собственных стихотворений на
английский язык. Он уделял особое внимание различным отклонениям от
характера исходной рифмы или нарушениям ритмики стихотворения в
переводе, стараясь сохранить на английском как можно больше от
оригинала. Иосиф Александрович старался максимально точно передать
образ, заложенный в подлиннике, и подобрать ему наиболее подходящий
эквивалент в ПЯ. Основной принцип переводческой тактики поэта: «все
три формальных аспекта стихотворения – метр, рифма и система тропов
могут быть и должны быть переведены на другой язык наиболее точным и
привлекательным образом» [Бродский:1998, с. 52].

2.3 Использование переводческих трансформаций при переводе

стихотворений Иосифа Бродского на английский язык

В ходе исследования мы провели сравнительный анализ оригинала и

двух вариаций его профессионального поэтического перевода на примере
стихотворения Иосифа Бродского «Любовь». Данное стихотворение
является ярким примером интимной лирики Иосифа Александровича, оно
передает тяжелое психическое состояние и боль лирического героя,
благодаря выразительным образам и метафорам. Для наиболее точной и
эквивалентной передачи эмоционального фона и семантики стихотворения
переводчику необходимо максимально приблизить образы и структуру
переведенного стихотворения к оригиналу.

35
 Сравнительная таблица1. Перевод Дэниэла Вайсборта в соавторстве
с Иосифом Александровичем Бродским.

Я дважды пробуждался этой ночью Twice I woke up tonight and wandered to

и брел к окну, и фонари в окне, the window. And the lights down on the street,
обрывок фразы, сказанной во сне, like pale omission points, tried to complete
сводя на нет, подобно многоточью the fragment of a sentence spoken through
не приносили утешенья мне. sleep, but diminished darkness, too.

Важно отметить, что переводчик постарался максимально

приблизить структуру и синтаксис перевода к индивидуальной манере
автора оригинала, сохраняя также синтаксические переносы частей фразы,
которые являются отличительной чертой идиостиля И. Бродского.
Переводчик сохраняет образное сравнение посредством
калькирования с добавлением эпитета: «подобно многоточью» - “like pale
omission points”.
При переводе последней фразы в строфе «не приносили утешенья
мне» переводчик использует прием целостного преобразования с
использованием ключевого образа всего произведения – образа темноты.
Темнота – единственное место, где лирический герой может встретиться со
своей возлюбленной, именно поэтому при свете герой не может обрести
покой. Переводчик останавливает свой выбор на фразе “diminished
darkness”, развивая данную идею.

Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в
разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки
I’d dreamt that you were pregnant, and in
spite
of having lived so many years apart
I still felt guilty and my heartened palm
caressed your belly as, by the bedside,
it fumbled for my trousers and the light-

36
и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва
switch on the wall. And with the bulb turned
on
I knew that I was leaving you alone
there, in the darkness, in the dream, where
calmly
you waited till I might return,
not trying to reproach or scold me

Многочисленные переносы и разделение на строфы,

несоответствующие логике повествования в оригинале свидетельствует о
взволнованности автора/лирического героя, что умело сохранено и при
переводе.
Решая задачу создания рифмы, соответствующей мелодике
английского языка, переводчик прибегает к приему грамматической
замены части речи. Например, при переводе «и руки, ощупывая с
радостью живот», «с радостью» заменяется переводчиком на
распространенное в английском языке причастие второго типа
“heartened”, которое, в свою очередь, соответствует эмоциональной
нагрузке оригинала.

умышленного. Ибо в темноте ‐ for the unnatural hiatus. For

там длится то, что сорвалось при
свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе
darkness restores what light cannot repair.
There we are married, blest, we make once
more
the two-backed beast and children are the fair
excuse of what we’re naked for.

При передаче метафорического выражения «Ибо в темноте ‐

там длится то, что сорвалось при свете», символизирующего
возможность лирического героя быть счастливым со своей возлюбленной

37
лишь во сне – «в темноте», переводчик сохраняет главные образы
“darkness” и “light”, в то же время используя прием лексического
преобразования, а именно синонимической замены: «длится» - “restores”;
«сорвалось» - “cannot repair” (также прием антонимического перевода).
Эти трансформации используются переводчиком для того, чтобы
подобрать наиболее уместные для переводящего языка синонимы,
обладающие тем же эмоциональным эффектом, что и подлинник.
Авторское метафорическое сочетание «двуспинные чудовища»
передается переводчиком с помощью приема калькирования (“two-backed
beast”), что помогает сохранить индивидуальный стиль автора и
обеспечить тождественность эмоций и чувств от прочтения оригинала и от
прочтения перевода.
Наблюдается прием грамматической замены части речи, который
используется переводчиком для подбора наиболее удачного варианта
рифмы: «нашей наготе» - “we´re naked for”.

в какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных - тогда я
не дернусь к выключателю и прочь
Some future night you will appear again.
You’ll come to me, worn out and thin now, after
things in between, and I’ll see son or daughter
not named as yet. This time I will restrain
my hand from groping for the switch, afraid

Данный отрывок включает в себя ключевые эпитеты «усталая,

худая», которые переводчик удачно передаёт с помощью лексических
преобразований и выбора вариантных соответствий “worn-out”, “thin”.
Важно отметить, что при переводе на английский эпитета «усталая»
переводчик останавливает свой выбор не на наиболее употребительном
словарном соответствии, а отдает свое предпочтение одному из вариантов
синонимического ряда – “worn out”, которое является более релевантным
в данном контексте как с точки зрения семантического плана содержания
38
(переводчик, основываясь на контексте, позволяет себе конкретизацию –
девушка не просто устала, она изнурена и вымотана от страданий), так и с
точки зрения мелодики строки.
Наблюдается пример антонимического перевода: «я не дернусь» - I
will restrain my hand from groping».

руки не протяну уже, не вправе and feeling that I have no right

оставить вас в том царствии теней, to leave you both like shadows by that sever-
безмолвных, перед изгородью дней, ing fence of days that bar your sight,
впадающих в зависимость от яви, voiceless, negated by the real light
с моей недосягаемостью в ней. that keeps me unattainable forever.

Переводчику удалось сохранить метафору «изгородь дней», передав

ее калькированием “fence of days” в совокупности с приемом добавления
“severing”. Добавление помогает автору сохранить рифму, в то же время не
меняя план содержания.
Важно отметить деление слова “severing” на две строки
стихотворения – прием, так ярко отличающий поэзию Иосифа Бродского
от любой другой.
Примечательно то, что переводчик сохраняет образ света (“light”),
который играет важную роль во всем произведении и умело заменяет им
слово «явь». Так, переводчик снова использует прием целостного
преобразования, что помогает ему воссоздать рифму с минимальными
семантическими изменениями.
В данной строфе также наблюдается грамматическая замена части
речи: существительное «недосягаемость» было передано на английский
язык прилагательным “unattainable”, вследствие чего понадобилось
синтаксическое преобразование всего предложения. Однако, с изменением

39
плана выражения общий смысл предложения в значительной степени не
поменялся.
Для сохранения рифмы переводчик использует прием добавления
слова “forever”, которое довольно гармонично вписывается в общий
контекст с минимальными семантическими изменениями.
Таким образом, мы можем сделать вывод, что при переводе
стихотворения переводчик использует разнообразные преобразования и
трансформации: добавления, опущения, антонимический перевод,
морфологические, синтаксические и лексические преобразования, нередко
использование смыслового развития, в частности, целостного
преобразования. Метафорические выражения зачастую переводятся
калькированием. Все эти приемы направлены на то, чтобы с максимальной
точностью передать образность и самобытность стихотворения, его
индивидуальный эмоциональный фон, а также оригинальный стиль автора.
Помимо преобразований на уровне лексики, грамматики и морфологии,
переводчик также постарался воссоздать структуру, синтаксис,
ритмичность и мелодику оригинала.
Важно также отметить форму и рифмовку всего стихотворения.
Подлинник состоит из шести пятистиший с чередующейся рифмой:
кольцевой и перекрестной. Стихотворный размер – четырехстопный и
пятистопный ямб с пиррихием. Все эти особенности оригинала переводчик
сумел сохранить и в переводе, поэтому, исходя из теории эквивалентности
В.Н. Комиссарова, мы можем сделать вывод о том, что представленный
перевод можно назвать поэтически адекватным и соответствующим всем
пяти уровням эквивалентности.

Сравнительная таблица 2. Перевод Евгения Матусова.

Я дважды пробуждался этой ночью Twice I awoke and plodded to the window

40
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью
не приносили утешенья мне.
this night, and street lamps, like omission dots,
reduced to naught with their glaring shots
the fragment of a phrase said in the limbo
of what I dreamed, but couldn’t soothe my
thoughts.

Первое, на что хочется обратить внимание при анализе подлинника и

перевода, – переводчик позволяет себе некоторую вольность при передаче
семантики стихотворения – отмечаются добавления, не имеющие аналогов
в оригинале: “with their glaring shots”, “in the limbo”. Данные отхождения
от подлинника гармонично дополняют перевод и служат цели воссоздания
рифмы, однако ведут к потере индивидуального стиля автора.
Образное сравнение «подобно многоточью» в точности сохранено в
переводе посредством приема калькирования.
При переводе фразы «не приносили утешенья мне» переводчик
использовал прием конкретизации: “couldn’t soothe my thoughts”.
Переводчик как бы подчеркивает, что лирический герой не может
привести мысли в порядок, отчего не в силах обрести покой.

Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки
I dreamed of you being pregnant, I was rapt;
after the years we had been separated
I felt the guilt in me, while, elated,
my hands caressed your belly, but, in fact,
they fumbled for my pants; then
concentrated

и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва
to find the light switch. While plodding on,
I knew that I was leaving you alone
within the dreamy dark, where you were
waiting
with patience and forgave me for my long
escapes, which had been so devastating,
41
 В данном отрывке мы также можем наблюдать ничем не
обусловленные переводческие добавления, что отличает данный перевод
от первого представленного нами перевода, делая его более
приближенным к независимому типу перевода поэтического текста –
переводчик как бы осмысливает дух и образы подлинника, пропуская их
через призму собственного видения. Так, мы наблюдаем добавления
эмоционально окрашенных слов, соответствующих эмоциональному фону
оригинала в целом, но не имеющих прямых аналогов: “I was rapt”,
“dreamy dark”, “devastating”.
Как и в первом варианте перевода, мы можем наблюдать
грамматическую замену части речи: «с радостью» заменяется
переводчиком на “elated”, в то же время сохраняя эмоциональный фон
оригинального стихотворения.
Переводчик использует прием конкретизации при переводе глагола
«ощупывает» - “caressed”. Следуя общему духу оригинала, переводчик
позволяет себе сузить значение – лирический герой не просто механически
щупает живот любимой, а с нежностью его ласкает, ведь под сердцем
возлюбленная носит их будущего ребенка, что имеет необыкновенную
важность для героя.

умышленного. Ибо в темноте ‐
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе
but willful, too, since there, in the black,
continues what has failed in the glow.
We’re married there, we’re the double-back
monstrosities, and children that we grow
but justify the nakedness we stack.

Переводчик сохраняет образы темноты и света, применяя во втором

случае лексические преобразования или прием синонимической замены –
не “in the light”, а “in the glow”. Данный прием был использован в целях

42
воссоздания рифмы и мелодики стихотворения, что, в свою очередь, не
препятствует сохранению образности подлинника. Безусловно, важно
отметить прием калькирования данного образного выражения: «Ибо в
темноте ‐ там длится то, что сорвалось при свете» - “since there, in the
black, continues what has failed in the glow”. В данном случае переводчик
максимально точно передал образность, выраженную автором в оригинале.
В переводе стихотворения в полной мере сохранена авторская
метафора: «двуспинные чудовища» - “double-back monstrosities”.
Использован прием калькирования.

в какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных ‐ тогда я
не дернусь к выключателю и прочь
You’ll come again one night that’s dark like pitch,
so weary and thin, and then I’ll see my
still nameless son or daughter, and, bewitched,
won’t pluck myself to drive away the seeming,
won’t move my hand towards the wicked switch

В данном отрывке переводчик вновь развивает образ темноты,

добавляя в перевод образную фигуру речи – сравнение “dark like pitch”,
которого мы не наблюдаем в оригинале, что вновь свидетельствует о
чертах независимого поэтического перевода.
Эпитеты, описывающие возлюбленную лирического героя,
передаются переводчиком с помощью вариантных соответствий «усталая,
худая» - “weary, thin”, что как нельзя лучше передает первоначальную
задумку автора-поэта.
Надо сказать, что в данном варианте перевода стихотворения
наблюдается намного больше средств художественной изобразительности,
нежели в оригинале. Переводчик добавляет эпитеты, которые глубже
раскрывают эмоциональное состояние героя: «bewitched» - ярче передает
взволнованность лирического героя от встречи с возлюбленной и
ребенком, “wicked switch” – показывает негативное отношение героя к

43
«выключателю», а именно к «свету» и «яви» в общем, ведь они не дают
влюбленным быть счастливыми вместе всегда. Расшифровывая образ
выключателя, который вновь и вновь разлучает влюбленных, переводчик
также добавляет отсутствующее в оригинале “drive away the seeming”.
Более того, при переводе наблюдается нетропеическое средство образной
выразительности – анафора, аналога которой нет в оригинале.
Другими словами, то, что передается в оригинале с помощью тонкой
организации образов и неких намеков – поэт будто дает читателю самому
догадаться о внутренних чувствах лирического героя, - в данном варианте
перевода раскрывается с помощью средств художественной
изобразительности, добавленных самим переводчиком. Эмоциональный
фон стихотворения существенно не меняется, но, к сожалению,
утрачивается индивидуальный стиль автора и смысл послания,
передающегося в оригинале.

руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.
I have no right to part with the surreal
and leave you both in that shady haze,
leave speechless there, by the fence of days,
becoming so dependant on the real,
in which I can’t be reached in time and space.

При передаче авторского метафорического выражения «царствие

теней», переводчик опускает образ, созданный автором-поэтом, предлагая
при этом свой собственный– “shady haze”. В данном случае подобная
замена может быть обусловлена только лишь созданием рифмы. Таким
образом, переводчик создает собственную метафору, однако теряется
смысл, заложенный самим автором-поэтом.
Метафора «изгородь теней» передается с помощью калькирования –
“the fence of days”.

44
 Для передачи «недосягаемости» лирического героя для его
возлюбленной в реальной жизни переводчик использует прием
грамматической замены части речи: “can’t be reached”. Также переводчик
добавляет “in time and space”, вновь прибегая к вольному переводу.
Сравнительный анализ данного перевода стихотворения Иосифа
Бродского Евгением Матусовым выявил некоторые значительные
расхождения с оригиналом. Евгений Матусов приблизил свой перевод к
независимому типу перевода поэтического текста посредством
многочисленных образных добавлений: эпитетов, метафор, анафоры и т.д.,
не имеющих аналогов в подлиннике. Однако, нужно отметить, что часть
образов, заложенных автором в оригинале, переводчик сумел четко
воспроизвести и в переводе так же, как и форму, размер и ритм
стихотворения, сохраняя форму шести пятистиший и придерживаясь
четырехстопного ямба с кольцевой и опоясывающей рифмами. Такой
перевод нельзя назвать абсолютно эквивалентным, в отличии от первого
представленного нами перевода, над которым работал сам Иосиф
Бродский. Согласно теории уровней эквивалентности, данный перевод
соответствует лишь третьему типу эквивалентности, т.к. переводчик часто
прибегает к замене образов оригинала и его лексического состава.

Сравнительная таблица 3. Анализ автоперевода стихотворения И.А.

Бродского.
Для исследования автоперевода Иосифа Александровича Бродского
мы выбрали стихотворение «То не Муза воды набирает в рот...». Данное
произведение относится к интимной лирике И.А. Бродского, в нем
поднимаются волнующие поэта темы. Лирический герой переживает
творческий кризис, а также потерю возлюбленной, что передается сложной
системой образов, метафор и сравнений. Оригинал произведения помечен
инициалами «М.Б.», которые означают, что стихотворение было

45
посвящено Марине Басмановой, бывшей возлюбленной Иосифа Бродского.
В английском варианте инициалы, ни о чем не говорящие западному
читателю, утрачены.

То не Муза воды набирает в рот.  It's not that the Muse feels like clamming up, 
То, должно, крепкий сон молодца It's more like high time for the lad's last nap. 
берет.  And the scarf-waving lass who wished him
И махнувшая вслед голубым платком  the best 
Наезжает на грудь паровым катком.  Drives a steamroller across his chest. 

В первой строке оригинала используется преобразованный или

видоизмененный русский фразеологизм «воды набирает в рот». Автор
отклоняется от его исходной формы «словно воды в рот набрал» для того,
чтобы оно могло гармонично вписаться в контекст произведения. В
переводе данная фразеологическая единица заменяется англоязычным
аналогом “clam up” (захлопнуть ракушку). Образ замолкающей Музы
символизирует потерю вдохновения, творческий кризис поэта.
Образное выражение «крепкий сон» обозначает увядание поэта, его
творческое бессилие. При переводе выражение передано конкретизацией,
указывающей на то, что это не просто сон, а сон последний, смертельный –
“last nap”.
В третьей строке оригинала наблюдается эллипсис, под «махнувшей
голубым платком» понимается девушка, но эта информация опускается
автором. Однако, для английского языка нехарактерно отсутствие
подлежащего, поэтому переводчик использует прием добавления – “lass”,
чтобы не нарушить норму ПЯ.
Также в данной строке употребляются приемы лексической замены и
грамматической замены засти речи. Употребленное в оригинале слово
«вслед» символизирует прощание главного героя со своей возлюбленной, в
переводе оно было передано словосочетанием “wished him the best”, что не

46
является его словарным эквивалентом и представляет собой другую часть
речи, однако передает основную идею высказывания.
Авторское метафорическое выражение «наезжает на грудь паровым
катком» при переводе было передано калькированием с незначительной
перестановкой языковых элементов – “drives a steamroller across his
chest”. Паровой каток здесь символизирует поезд, а следовательно –
прощание, разлуку с любимой, которая разбивает сердце лирическому
герою.

И не встать ни раком, ни так словам,  And the words won't rise either like that rod
как назад в осиновый строй дровам.  Or like logs to rejoin their old grove's sweet rot,
И глазами по наволочке лицо And, like eggs in the frying pan, the face
Растекается, как по сковороде яйцо.  Spills its eyes all over the pillowcase.

В первой строке оригинала автором используется грубое

просторечное выражение «встать раком», посредством которого автор
передает недовольство лирического героя-поэта, он негодует, ведь слова
перестали ему повиноваться. В переводе же стилистически сниженная
лексика была заменена на нейтральное выражение при помощи свободного
или вольного перевода. Однако, метафоричность и предметная образность
оригинала были сохранены.
Авторское метафорическое сравнение «как назад в осиновый строй
дровам» передается на английский язык посредством вольного перевода.
Данным сравнением автор хотел показать неотвратимость творческого
кризиса и выразить безысходность лирического героя. При переводе
опускается «осиновый строй», вместо этого переводчик употребил другое
метафорическое сравнение “like logs to rejoin their old grove’s sweet rot”,
которое, будучи отличным от оригинала по форме, сохраняет его
эмоциональное настроение и передает основной смысл.

47
 Образ «растекающегося лица» выражает поэтическую «потерю
себя», творческий застой. Данная метафора передана переводчиком на
английский язык посредством калькирования с незначительными
перестановками: «как по сковороде яйцо» - “like eggs in the frying pan”; «и
глазами по наволочке лицо растекается» - “the face spills its eyes all over
the pillowcase”.

Горячей ли тебе под сукном шести  Are you warm tonight under those six veils 
одеял в том садке, где - Господь прости – In that basin of yours whose strung bottom
точно рыба - воздух, сырой губой  wails; 
Where like fish that gasp at the foreign blue 
я хватал что было тогда тобой?  My raw lip was catching what then meant
you? 

Третья строфа стихотворения содержит в себе сложную авторскую

метафору «горячей ли тебе под сукном шести одеял в том садке», которая
дает читателю понять, что у возлюбленной лирического героя появился
новый избранник. На английский язык переводчик передает данную
метафору посредством перевода, основанного на ином схожем образе:
«горячей» - “warm”, «шести одеял» - “six veils”, «в том садке» - “in that
basin”, при этом основной мотив, образность и иносказательность
выражения были сохранены.
При переводе опускается русское устойчивое восклицательное
выражение «Господь прости», которое указывает на негодование
лирического героя. Данное выражение было заменено метафорой “whose
strung bottom wails”, которую мы рассматриваем как переводческое
добавление или переводческую вольность, необусловленную оригиналом.
Добавленная при переводе метафора развивает главную идею данного
отрывка – у возлюбленной лирического героя появился новый избранник,
что в свою очередь соответствует образному строю оригинала.

48
 В оригинале поэт сравнивает себя с рыбой, глотающей воздух – он
подавлен, растерян, умирает. Данное метафорическое сравнение на
английский было передано посредством перевода с использованием иного
схожего образа – “like fish that gasp at the foreign blue”. В переводе рыба
оказалась в чужих, незнакомых водах – образ заменен посредством
получения окказионального синонима, но это не искажает идейно-
эмоциональной нагрузки стихотворения.
Авторское выражение «сырой губой я хватал что было тогда
тобой» было передано на английский язык посредством функциональной
замены – “my raw lip was catching what then meant you”.

Я бы заячьи уши пришил к лицу,  I would have hare's ears sewn to my bald head, 
Наглотался б в лесах за тебя In thick woods for your sake I'd gulp drops of
свинцу,  lead, 
но и в черном пруду из дурных And from black gnarled snags in the oil-smooth
коряг  pond 
я бы всплыл пред тобой, как не смог I'd bob up to your face as some Tirpitz won't.
"Варяг".

Данный эпизод можно считать кульминацией всего произведения –

лирический герой признается любимой, что ради нее он готов пойти на
все. Сюрреалистическая образность и символика данной строфы передана
на английский довольно точно. Главные образы «заячьи уши»,
«наглотаться свинцу» и «из дурных коряг» переведены на английский
язык: “hare's ears” (калькирование), “gulp drops of lead” (добавление) и
“from black gnarled snags” (лексическая замена или подбор вариантного
соответствия) соответственно. Помимо этого, наблюдаются следующие
трансформации: «к лицу» переводится как “to my head” - генерализация; «в
лесах» как “in thick woods” - добавление, «в черном пруду» как “in the oil-

49
smooth pond” - смысловое развитие (пруд черный по причине разлива
нефти), «пред тобой» как “up to your face” - конкретизация.
Также переводчиком крайне уместно был использован прием
компенсации. В оригинале присутствует аллюзия на исторический факт –
российский крейсер «Варяг», героически сражавшийся во времена русско-
японской войны, который был затоплен собственной командой.
Транскрипционный перевод данной реалии едва ли был бы понятен
англоязычному читателю и не передал бы должного трагизма. Поэтому И.
Бродский в переводе компенсирует данную единицу соответствующей
лексемой, которая наделена схожим историческим фоном, что и русское
слово «Варяг» - “Tirpitz”. «Тирпиц» - наименование крупнейшего линкора
Второй мировой войны, который так же, как и «Варяг», был затоплен.

Но, видать, не судьба, и года не те.  But it's not on the cards or the waiter's tray, 
И уже седина стыдно молвить - где.  And it pains to say where one's hair turns
Больше длинных жил, чем для них gray. 
кровей,  There are more blue veins than the blood to
да и мысли мертвых кустов кривей.  swell 
Their dried web, let alone some remote brain
cell. 

Русское метафоричное выражение «не судьба» передается на

английский аналогом “it's not on the cards”. Стоит отметить, что
английский вариант стихотворения обладает большим количеством
образных средств, нежели оригинал. И. Бродский вносит в перевод
некоторые элементы вольности, так, вводится образ, отсутствующий в
подлиннике: “it's not…on the waiter's tray”.
«Мертвые кусты», с которыми сравниваются мысли поэта, в
английском варианте находят образное воплощение в метафорическом
изображении «жил» («veins»). «Мертвые» здесь переводятся как “dried”,

50
что мы понимаем как прием смыслового развития. «Мысли» передаются в
переводе как “remote brain cell”, что можно рассматривать как прием
генерализации с приемом добавления.

Навсегда расстаемся с тобой, дружок.  We are parting for good, little friend, that's
Нарисуй на бумаге простой кружок.  that. 
Это буду я: ничего внутри.  Draw an empty circle on your yellow pad. 
Посмотри на него - и потом сотри.  This will be me: no insides in thrall. 
Stare at it a while, then erase the scrawl. 

В финальной строфе произведения звучат пессимистические ноты –

поэт прощается с возлюбленной навсегда и, более того, он чувствует
опустошенность. В переводе появляется элемент вольности - выражение
«that’s that».
«Простой кружок», с которым ассоциирует себя сам поэт, на
английский язык передается как “empty circle” посредством лексической
замены и подбора вариантного контекстуального соответствия. Следуя
контексту оригинала, мы понимаем, что под словом «простой» автор
имеет в виду «пустой», «ничего внутри».
Сравнительный анализ оригинала стихотворения «То не Муза воды
набирает в рот…» и его автоперевода показал, что И. Бродскому удалось
приблизить английский вариант стихотворения к его русскому
подлиннику: перевод решает те же литературно-эстетические задачи, что и
оригинал, не нарушает норму и узус ПЯ. При переводе И. Бродским
используются многочисленные трансформации, такие как калькирование,
лексическая замена, добавления и др. Метафоры передаются на основе
иного схожего образа, а фразеологическим выражениям переводчик
находит аналоги в ПЯ. Помимо этого, в переводе стихотворения часто
встречаются элементы переводческой вольности, которые не искажают
общего смысла произведения и соответствуют его эмоциональному тону.

51
 Ритм, форма, рифма и размер исходного стихотворения были
максимально сохранены и в переводе. На обоих языках И. Бродский
воспроизводит стихотворение в форме шести четверостиший и
придерживается четырехстопного анапеста с парным типом рифмовки.
Однако, система образов и тропов, а также лексический состав
переводного стихотворения зачастую расходятся с оригиналом, в переводе
И. Бродский допускает добавления, необусловленные подлинником. Таким
образом, данный перевод соответствует четвертому типу эквивалентности
перевода, не достигая лишь уровня идентичности лексико-семантического
состава.

Выводы по главе II:

В ходе данного исследования нами были рассмотрены этапы
поэтического перевода и всевозможные переводческие трансформации,
необходимые переводчику в работе с поэтическим текстом. С помощью
полученных результатов нам удалось исследовать 3 поэтических перевода
и определить наиболее продуктивные способы передачи художественной
образности, а также некоторые другие особенности перевода поэзии.
Мы пришли к выводу о том, что авторский перевод стихотворения
является более приближенным к оригиналу и точнее передает образы и
метафоры с русского языка на английский, нежели перевод, выполненный
другим переводчиком. Исследуемые нами переводы являются
воссоздающими, переводчики стремятся передать содержание и форму
подлинника, однако перевод, выполненный независимым переводчиком,
является более приближенным к независимому типу поэтического
перевода, нежели автоперевод.
Переводы, выполненные Иосифом Бродским можно назвать более
эквивалентными и подчиненными оригиналу, так как в них отсутствуют
какие-либо дополнения авторской мысли. При переводе И. Бродский

52
стремился как можно более последовательно и естественно воссоздать все
звенья системы подлинника, в том числе художественные образы, форму и
ритмику.
Исходя из результатов исследования, мы также можем утверждать,
что в зависимости от типа художественного перевода и степени его
приближенности к оригиналу меняется также и система трансформаций,
использованных при переводе. Согласно нашим подсчетам, переводчик,
которому в большей мере удалось приблизиться к оригиналу, использовал
более разнообразный спектр переводческих трансформации, нежели
переводчик, прибегнувший к независимому типу перевода. Это
обусловливается тем, что при независимом переводе чаще всего
встречаются элементы свободного или вольного перевода, переводчик
меняет авторские средства художественной выразительности или
добавляет свои собственные.
С другой стороны, при стихотворном переводе, наиболее
приближенном к оригиналу, используются разнообразные и
многочисленные трансформации. Среди наиболее употребительных из них
встречается калькирование, с помощью которого переводчикам удалось
максимально точно передать авторские образы без искажения смысла.
Также одним из наиболее употребительных оказался способ
грамматической замены, а именно – замены части речи, с помощью
которого переводчики могли сохранить образную идею, но преобразовать
ее в форму, соответствующую нормам ПЯ. Использованы были прием
лексического преобразования и смысловое развитие, с помощью которого
переводчикам удавалось раскрыть авторский образ. Помимо наиболее
употребительных трансформаций также были использованы опущения,
конкретизация и антонимический перевод. Мы считаем, что данная
точность при переводе оригинального стихотворения объясняется работой
самого Иосифа Бродского, который стремился к максимально

53
эквивалентной передаче метра, рифмы и системы тропов стихотворений
при переводе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В ходе проделанной работы мы исследовали лингвостилистический

аспект поэтического перевода на материале теоретической литературы
выдающихся российских ученых-лингвистов, в результате чего были
выделены некоторые особенности поэтического текста, представляющие
собой трудности для переводчика.
В поэтическом тексте рождаются уникальные художественные
образы, которые могут быть выражены тропами (метафора, метонимия,
синекдоха, аллегория, перифразис, антономасия, эпитет, сравнение,
гипербола, литота, ирония, олицетворение и др.) и стилистическими
фигурами (анафора, эпифора, эллипсис, антитеза, параллелизм, инверсия и
т.д.). Именно эти способы выражения художественной образности
рассматриваются в данном исследовании с точки зрения перевода с
русского языка на английский.
Переводчику необходимо передать основную мысль и идею
подлинника, учитывая все стилистические особенности, несущие ту или
иную художественно-смысловую функцию, а также пропустить каждый

54
авторский образ через себя и передать его, не умаляя и не приукрашивая,
т.к. в противном случае произведение потеряет свою уникальность.
Важно отметить, что при поэтическом переводе, как и при любом
другом, переводчику необходимо прибегать к разнообразным
переводческим трансформациям. Наше практическое исследование
выявило наиболее удачные и распространенные методы передачи
художественного образа при переводе поэтического теста.
В процессе работы нами были изучены три стихотворных перевода:
стихотворение И. Бродского «Любовь» и два варианта его
художественного перевода, а также стихотворение «То не Муза воды
набирает в рот…» и его автоперевод. Выбор данных произведений был
обусловлен их глубокой наполненностью художественными образами и
иносказаниями, которые представляют собой необычайный интерес при
переводе на английский язык.
На основании данного исследования, мы можем сделать следующие
выводы.
Во-первых, самыми употребительными и эквивалентными приемами
передачи художественной образности при переводе поэтического текста
являются:
 калькирование (18%) – наиболее точно и полно передает
самобытность художественного образа и авторскую индивидуальность;
 метод лексической замены (14%) – в поиске наиболее удачного
лексического соответствия, который сможет в более полной мере передать
художественный образ, заложенный автором, переводчик подыскивает
подходящее вариантное соответствие или контекстуальный синоним;
 конкретизация (12%) – помогает переводчику наиболее точно
передать задумку автора;

55
  метод грамматической замены (12%) – необходим при
переводе художественных образов для того, чтобы не нарушить нормы
ПЯ.
 Для эквивалентной передачи подобных явлений переводчику
необходимо самостоятельно интерпретировать оригинальный образ и
передать его любыми средствами ПЯ так, чтобы не нарушить основную
идею произведения и оказать на читателя такое же эмоциональное
воздействие, что и подлинник.
 Помимо перечисленных наиболее употребительных
трансформаций, переводчиками также были использованы приемы
смыслового развития и целостного преобразования, переводческие
добавления и опущения.
Данные результаты представлены в виде диаграммы в Приложении
1.
Во-вторых, наше исследование показало, для наиболее полной
передачи художественной образности поэтического произведения
переводчику также необходимо воссоздать ритмику, мелодику и
синтаксическую структуру оригинала. Переводчики анализируемых
произведений старались воссоздать стихотворный размер, тип рифмовки и
синтаксические переносы оригинала в переводе.
В-третьих, нами было доказано, что автопереводы Иосифа
Александровича Бродского являются более эквивалентными и
подчиненными оригиналу, нежели независимые художественные
переводы. В своих переводах И. Бродский стремится максимально
приблизиться к оригиналу и передать его метр, рифму и систему тропов,
используя более широкую палитру переводческих трансформаций, нежели
другие переводчики.
Таким образом, в ходе работы нам удалось определить наиболее
употребительные и эффективные способы передачи художественной
56
образности при переводе на английский язык и сравнить между собой
разные типы поэтического перевода, выявив их особенности и различия.

НАУЧНАЯ И СПРАВОЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Бархударов Л.С. Язык и перевод – М.: Междунар. отношения., 1975.

– 240 с.
2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества – М.: Искусство, 1979.
– 424 с.
3. Безносов Э.Л. Мир Иосифа Бродского. Путеводитель. Сборник
статей – СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2003. – 53 с.
4. Безносов Э.Л. Иосиф Бродский: творчество, личность, судьба. Итоги
трех конференций – СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 1998. – 189 с.
5. Брюсов В. Я. Несколько соображений о переводе. Мастерство
перевода. – М.: Советский писатель, 1971 – 127 с.
6. Валгина Н.С. Теория текста – М.: Логос, 2003. – 191 с.
7. Виноградов В.В. О теории художественной речи – М.: Высшая
школа, 1971. – 243 с.
8. Волков И.Ф. Теория литературы – М.: Просвещение, 1995. – 256 с.
9. Вяземский П.Ф. Русские писатели о переводе – Л.: 1960. – 76 с.
10.Гальперин П.Я. Экспериментальное формирование внимания – М.:
Издательство Московского Университета, 1974. - 102 с.

57
11.Гаспаров М.Л. Метр и смысл – М.: Фортуна ЭЛ, 2012. – 416 с.
12.Гегель Г.В. Эстетика: т. 4 – М.: Искусство., 1973. – 12 с.
13.Гончаренко С.Ф. Поэтический перевод и перевод поэзии – М.:
Международные отношения, 1999. – 128 с.
14.Казакова Т.А. Практические основы перевода – СПб.: Союз., 2001. –
320 с.
15.Казарин Ю.В. Поэтический текст – Екатеринбург: Издательство
Уральского университета, 1999. – 260 с.
16.Комиссаров В.Н. Слово о переводе – М.: Международные
отношения, 1973. – 216 с.
17.Комиссаров В.Н. Современное переводоведение – М.: ЭТС, 2002. –
424 с.
18.Комиссаров В.Н. Теория перевода (Лингвистические аспекты) – М.:
Высш. шк., 1990. – 253 с.
19.Корольков В.И. К теории фигур – М.: Просвещение, 1974. – 258 с.
20.Кушнер А. О Бродском – СПб.: Изд-во журнала «Литература», 1990.
– 12 с.
21.Латышев Л.К. Перевод: проблемы теории, практики и методики
преподавания – М.: Просвещение, 1988. – 160 с.
22.Лозинский М.Я. Искусство стихотворного перевода. – М.: СБ науч.
тр., 1987. – 210 с.
23.Лорка Ф.Г. Самая печальная радость: Художественная публицистика
– М.: Прогресс, 1987. – 526 с.
24.Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность – М.: Мысль, 1994. – 920 с.
25.Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии – СПб.: Научная библиотека, 1996.
– 846 с.
26.Марузо Ж. Traduccion – М.: Изд-во иностранной литературы, 1956. –
439 с.

58
27.Миньяр-Белоручев Р.К. Общая теория перевода и устный перевод –
М.: Добросвет, 1980. - 237 с.
28.Мурзин Л.Н. Язык, текст и культура – Екатеринбург: Научная
библиотека, 1994. – 512 с.
29.Ольховиков Д.Б. Лингвистическая характеристика и функции
метафоричности текста – М.: АКД, 1988. – 665 с.
30.Потебня А.А. Эстетика и поэтика – М.: Искусство, 1976. – 613 с.
31.Рождественский Ю.В. Теория риторики – М.: Добросвет, 1997. – 597
с.
32.Словарь лингвистических терминов Ахманова О.С. – М.: Советская
энциклопедия, 1966.
33.Словарь-справочник лингвистических терминов Розенталь Д.Э.,
Теленкова М.А. – М.: Просвещение, 1976.
34.Соболев Л.Н. О переводе образа образом – М.: Добросвет, 1955. –
290 с.
35.Столяров М.П. Искусство перевода художественной прозы – М.:
Добросвет, 1937. – 254 с.
36.Тимофеев Л.И. Литературная энциклопедия т. 11 – М.: Ком. Акад.,
1939. – 824 с.
37.Эпштейн М.Н. Образ художественный – М., АКД, 1987. – 257 с.
38.Connoly, D. Poetry Tanslation – London and New York: 1997. – p. 30
39.Raffel, B. The Art of Translating poetry – Pennsylvania: State University
Press, 1988. – p. 220

ИСТОЧНИКИ МАТЕРИАЛА

1. Бродский И.А. Новые стансы к Августе. – СПб.: Пушк. фонд, 2000.

160 с.

59
2. Бродский И.А. Сочинения Иосифа Бродского – СПб.: Пушк. фонд,
1998. – 138 с.
3. Brodsky, J. Collected poems in English – New York: Farrar, Straus and
Giroux, 2000. – p. 539
4. Tania-Soleil Journal//Стихи русских поэтов на английском языке
[Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.tania-
soleil.com/joseph-brodsky-love/ (дата обращения: 20.02.2019)
5. The New York Times [Электронный ресурс]. – Режим доступа:
https://www.nytimes.com/ (дата обращения: 02.03.2019)

ПРИЛОЖЕНИЕ

Приложение 1

60
Наиболее употребительные переводческие трансформации

Вольный перевод Калькирование

Конкретизация Грамматическая замена
Лексическая замена Смысловое развитие
Опущение Добавление

6%
4%
6%
31%
13%

11%

19%
11%

Приложение 2

«Books of the times» by Arthur A. Cohen

61
BOOKS OF THE TIMES КНИГИ ВРЕМЕН
Poetry is an immodest art. Поэзия - нескромное искусство.
The poet may be modest, Поэт может быть скромен,
imagining that the times pass him воображая, что время проходит
by, ignoring his pain, regarding мимо него, игнорируя его боль,
his delicate intermediation of timeсчитая, что его тонкое
and eternity as irrelevant to the посредничество между временем и
large enterprise of social вечностью не имеет отношения к
architecture and historical великой идее общественной
reconstruction, but the poet knows мотивации и культурному
a secret which only egregious восстановлению, но поэт знает
self-destructiveness obscures, thatтайну, которую скрывает только
the great poem sings a succinct вопиющее самоуничтожение -
universe, compasses the whole великое стихотворение огибает всю
myth of man's life and death. вселенную, раскрывая тайну жизни
и смерти человека.
Culture may despise poets but it Культура может презирать поэтов,
cannot endure without poetry (and но она не может существовать без
as well, paintings, sculpture, поэзии (а также живописи,
novels, music, although it can скульптуры, романов, музыки, хоть
despise, punish and murder their она и вправе презирать, наказывать
creators). и убивать их создателей).
Russia is a conspicuous murderer Россия - одновременно и палач
of her poets and ennobler of their своих поэтов, и воспеватель их
poems. стихотворений.
In our own time, how few of the В наше время мало кому из
great poets of the Soviet Union великих поэтов Советского Союза
managed to die quietly in their удавалось спокойно умереть в
beds, serene and honored! своих постелях, безмятежно и
почетно!
Few in bed, none serene. Лишь некоторые в постели, но
безмятежно - никто.
Nikolai Gumilev before a firing Николай Гумилев пал под
squad; Mayakovsky and Marina расстрелом; Маяковский и Марина
Tsvetaeva suicides; Anna Цветаева - самоубийцы ; Анна
Akhmatova and Boris Pasternak Ахматова и Борис Пастернак ушли
quietly but hardly unharassed; тихо, но под гнётом; Осип
Osip Mandelstam, the poet whose Мандельштам, поэт, творчество
work I know best and love the которого я знаю и люблю больше
most, dead in a labor camp during всего, умер в трудовом лагере во
the Great Terror; and others, время Большого террора; и другие,
countless others, driven mad, бесчисленное множество других,
executed, dead of sheer weariness. обезумевших, казненных, умерших
62
 от усталости.
But their poems endure, some Но их стихотворения, некоторые
published, others unpublished, опубликованные, некоторые - нет, в
traveling by manuscript and рукописях и сердцах людей
memory throughout a nation that путешествуют по всей стране,
reveres poems and is terrified by которая почитает стихи и боится
poets. поэтов.
Among us, by the accident of Среди нас, благодаря воле случая и
history and the connivance of a молчаливому согласию коварной
more subtle tyranny - the тирании, осознававшей, что Запад
knowledge that the West превозносит и пожирает своих
celebrates and consumes its знаменитостей, оказался
celebrities - is the greatest poet of величайший поэт своего
his generation, the Soviet Jewish поколения, советский изгнанник
exile, Joseph Brodsky, whose Иосиф Бродский, чьи "Избранные
"Selected Poems" is a revelation стихотворения" являются
of the power of the word living in откровением силы слова, живущего
the cracks of silence. в трещинах молчания.
Silence, sleep, the death which С одного конца - тишина, сон,
wraps eternity in its winding cloth смерть, вечность, окутывающая
lies at one end of life and beyond, своим извилистым полотном за
the promise of paradise or hell. пределами жизни, обещание рая
или ада.
At the other is the immemorial С другого - незабвенная вечность
eternity of the origins of life - истоков жизни - сотворение мира,
creation of the world, incarnation воплощение, которым Бог
by which God signals a given знаменует данный момент как
moment as bearing the beginning несущий начало и конец поколений
and the end of the generations of человечества, архетипические
man, the archetypal myths of мифы Древней Греции (те самые,
ancient Greece (those swaddling что будоражат воображение).
clothes of the imagination).
These - silence and death - Тишина и смерть - творение,
creation, birth and beginnings - рождение и начало — вот границы
are the outer limits of Joseph вселенной Иосифа Бродского.
Brodsky's universe.
Spinning at the center is the poet: В центре кружится поэт: юноша,
young man, lover, father, exile, возлюбленный, отец, изгнанник,
Mr. Out-of-step, madman, господин Невпопад, безумец,
traveler, celestial wanderer, Jew, путешественник, небесный
Christ-bearer, legatee of a странник, еврей, крестоносец,
language (Mandelstam's apposite посол языка (на ум приходит
phrase "I wish I could leave уместная фраза Мандельштама
63
Russian/for all I eternally owe it"
comes to mind), creator of a new
language, master of traditional
forms and inventor of new ones.
How does one know that Joseph
Brodsky is, at 33, a major poet,
not simply a major poet to whom
majority is accorded as a
complementary addendum to the
details of heroic biography?
Nothing needs to be known about
Brodsky other than the poems.
Anything else that is known - and
already there is too much of that -
is irrelevant.
I confess at for me the mark of the
gift is not along the congeniality
of the vision, that Brodsky is
moved by many of the same
sources that move me, the Bible,
Dante, Goethe, Lev Shestov,
Nicholas Berdyaev, Vladimir
Soloviev, the progenitive myths
and their slightly deranged
Russian interpreters, but more
than these that he never lets
himself off easily.
The poem does not end with the
resolution, but with a renovation
of the problem.
The sonnet form employed in
those included in this selection
reverses the familiar order; the
tension is not dissolved by the
concluding couplet or reconciled
in the quatrain; but rather, using a
descending arrangement, the
conclusion of two of the three
sonnets is a draining away to
caesura and indefinition.
"Мне хочется уйти из нашей речи/
За все, чем я обязан ей бессрочно"),
создатель нового языка, мастер
традиционных форм и изобретатель
новых.
Как понять, что Иосиф Бродский в
свои 33 года - значительный поэт, а
не просто значительный поэт,
которому большинство дается в
качестве дополнения к деталям
героической биографии?
О Бродском ничего не нужно знать,
кроме стихов.
Все остальное, что известно - уже
лишнее и не имеет значения.
Я признаю, что для меня признак
настоящего дара - это не то
сходство восприятий, что
заставляет меня и Бродского
вдохновляться одними и теми же
источниками - Библией, Данте,
Гете, Львом Шестовым, Николаем
Бердяевым, Владимиром
Соловьевым, прародительскими
мифами и их слегка невменяемыми
русскими толкователями - но то,
что он всегда ставит перед собой
высокие цели.
Заканчивая стихотворение, поэт
предлагает читателю взглянуть на
проблему под другим углом вместо
того, чтобы просто ее разрешить.
Форма сонета, используемая в
некоторых избранных
произведениях, меняет знакомый
порядок; напряжение не
растворяется заключительным
двустишием или примиряется в
четверостишии; но, скорее,
используя нисходящее
расположение, заключение двух из
трех сонетов рассеивается в цезуре
64
 и неопределенности.
The recapitulation is renewed. Мысль обновляется и повторяется
снова.
The poet thinks beyond the poem Поэт мыслит за пределами
and writes again. стихотворения и пишет опять.
The reader is abandoned to his Читатель погружен в собственные
own reflections. размышления.
The poet and the audience are Поэт и читатель абстрагируются от
abjured by the poem to rethink самого стихотворения, чтобы
their existence. переосмыслить свое
существование.
If poetry can compel such renewal Если поэзия может принудить к
what it may display as harshness, такому обновлению, то то, что она
angularity, sheer complexity and может показать, как суровость,
difficulty is justified by the угловатость, явную сложность и
magnitude of the reality трудность, оправдывается
incarnated. величием воплощенной
реальности.
It is quite true that Joseph Совершенно верно, что Иосиф
Brodsky is a private voice. Бродский является внутренним
голосом человека.
He has nothing to do with the Он не имеет никакого отношения к
spectacles and spectaculars which спектаклям и представлениям,
have become the hallmark of the ставшим визитной карточкой
vagabond poets of the Soviet бродячих поэтов Советского
Union, to whom the United States Союза, к которым в последние
has been so hospitable in recent годы так гостеприимно относятся
years. Соединенные Штаты.
But to apostrophize Brodsky's Но обращаясь к личной жизни
privacy, to underscore his Бродского, подчеркивая его явное
apparent indifference to ideology безразличие к идеологии, можно
is to make a familiar mistake совершить привычную ошибку в
about poems, however accurate an отношении стихов, каким бы
opinion it may be about poets. точным ни сложилось мнение о
поэте.
Are poems like "Einem Alten Можно ли считать такие стихи, как
Architekten in Rom," "To "Einem Alten Architekten in Rom",
Lycomedes on Scyros," "Two "По дороге на Скирос", "Два часа в
hours in an Empty Tank," or резервуаре " или "Письмо в
"Letter in a Bottle" nonpolitical? бутылке" неполитическими?
Indeed, in the sense that Brodsky Действительно, Бродский не дает
does not assist his audience to feel своим читателям праведно
righteously martial sentiments, to прочувствовать военные
65
purge their rage in the face of настроения, очиститься от гнева
historical brutality; but his poetry,
перед лицом исторической
these poems, are covered with a жестокости; напротив, его поэзия
sense of evil, the diabolic наполнена чувством
irrationality of human history, озлобленности, ощущением
contempt for the cynicism and дьявольской иррациональности
venality of those who claim человеческой истории, презрением
possession of operational truth. к цинизму и продажности тех, кто
претендует на право установления
истины.
Against the vectors of Против антигуманизма Бродский
antihumanism Brodsky sets a выдвигает напряженную и жесткую
tensed and tough version of версию справедливости,
justice, justice within nature and справедливости внутри природы, в
creation and nature which must be которую нужно верить и которую
believed and sustained. нужно поддерживать.
And to him, sustaining his sense И для него чувство необычности
of strangeness in this world (not (но не отчуждения) в этом мире,
alienation), aloneness and одиночества и изоляции (но без
isolation (undepressed and отчаяния и депрессии), тоски (но не
without despair), anguish (but not беспокойства) — это лишь
anxiety) is a vision, not yet перспектива, еще не классически
classically Jewish nor yet еврейская и не догматически
dogmatically Christian, which христианская, но та, которую
might be described as Christ- можно было бы назвать
bearing or Messianic. крестоносной или мессианской.
Brodsky's liturgical poem "Nunc Литургическое стихотворение
Dimittis" or his pictorial "Nature Бродского "Сретенье" или его
Morte" are poems that depict живописное "Натюрморт " - стихи,
faith, rather than pointing toward которые изображают веру, а не
it. указывают на нее.
That is to say, I see Brodsky as a Иными словами, я вижу Бродского
philo-Semitic Simone Weil, филосемиткой Симоной Вейль,
temporizing while she hectors and которая, выжидая, проповедует и
remonstrates, setting forth упрекает, излагая мнения о смысле,
opinions of meaning without не подкрепляя их риторикой гнева
commanding them with a rhetoric или смятения.
of anger and dismay.
He denies nothing, but he strains Он ничего не отрицает, но он
to compass more, more of time стремится использовать все, что
and life, because he affirms the ему дают время и жизнь, потому
justice of redemption. что утверждает справедливость
искупления.
66
"Selected Poems," always "Избранные стихи", всегда с
honorably, frequently честью, часто страстно, иногда
passionately, sometimes блестяще переведенные Джорджем
brilliantly translated by George Клайном (который столкнулся со
Kline (who faced considerable значительными трудностями в
odds in dealing with Brodsky's работе со стихами Бродского,
poems, preserving meters, but сохраняя метры, но воздерживаясь
foregoing rhymes) contains at от рифмы), содержат по крайней
least one poem, "Gorbunov and мере одно стихотворение
Gorchakov"(alas represented by "Горбунов и Горчаков" (увы,
only once complete canto and a представленное только однажды
third of another), which is the полной песнью и лишь третей
equal of any major poem written частью другой), которое равно
within reasonable memory. любому крупному стихотворению,
написанному в здравой памяти.
This poem, even in its tenth Данное стихотворение, даже в его
complete canto (and I have read a десятой полной песне (а я где-то
version of the whole poem читал версию всего стихотворения)
elsewhere) persuades me that the убеждает меня, что любой громкий
high argument of our times can be спор в нашей время может быть
conducted in a poem. передан в стихотворении.
This interlocutor between two Эта беседа между двумя
inmates in a madhouse, written заключенными в сумасшедшем
throughout in implicit dialogue, is доме, написанная в форме
the argument between matter and непрямого диалога, является
spirit, social particularity and спором между материей и духом,
transcendent claim, aggression социальной спецификой и
and passion, torture and love, трансцендентным притязанием,
manipulation, control, order and агрессией и страстью, пытками и
the free play of the moral любовью, манипуляцией,
imagination. контролем, порядком и свободной
игрой морального воображения.
It is quite simply a poem that Это просто стихотворение, которое
evokes all that lives and calls пробуждает отклик во всем живом,
itself man. что называет себя "человеком".
Joseph Brodsky's "Selected "Избранные стихи" Иосифа
Poems" is a gift to the New Year Бродского следует воспринимать
and should be received by us as как подарок к Новому году.
such.

«The Best Russian Poetry Written Today» by Clarence Brown

The Best Russian Poetry Written Лучшая русская поэзия нашего
67
Today
Joseph Brodsky has become such
a fixture of our literary landscape
- in the New Yorker, the New
York Review of Books and on the
poetry reading circuit - that it is
perhaps necessary to remind the
reader that he was exiled from
Russia only eight years ago, at the
age of 32, having previously been
sentenced to five years of hard
labor for the crime of ''social
parasitism'' (living on poetry and
translation and, incidentally, being
a Jew).
He now lives with impunity on
poetry and on whatever
emolument derives from his
affiliations with the University of
Michigan, New York University
and Columbia University.
To vary the trendy maxim, writing
well is the best revenge.
This is Brodsky's second
collection of poems to appear in
English.
The translation of ''Selected
Poems''(1973) was the work of
one man, George Kline, who was
for long Brodsky's single English
voice.
The present volume contains
translations by 10 English and
American poets, to say nothing of
Brodsky himself, who
singlehandedly translated two
poems (including the important
title piece) and declares in a
diffident note that he has also
''taken the liberty of reworking''
his collaborators' versions,
времени
Иосиф Бродский стал
неотъемлемой частью нашей
литературной панорамы - в "The
New Yorker", Нью-Йоркском
обзоре книг и чтении стихотворных
циклов. Пожалуй, читателю
необходимо напомнить, что он был
изгнан из России лишь восемь лет
назад, в возрасте 32 лет, будучи
ранее осужденным на пять лет
каторжных работ по обвинению в
"тунеядстве" (будучи, кстати,
евреем, зарабатывающим на жизнь
переводами и написанием стихов).
В настоящее время он безнаказанно
живет поэзией и тем, что получает
от своих связей с Мичиганским,
Нью-Йоркским и Колумбийским
университетами.
Хорошо писать — это лучшая
месть для того, чтобы изменить
устоявшиеся принципы.
Это второй сборник стихотворений
Бродского на английском языке.
Перевод "Избранных
стихотворений" (1973) - работа
одного человека, Джорджа Клайна,
который долгое время был
единственным английским голосом
Бродского.
В настоящем томе содержатся
переводы 10 английских и
американских поэтов, не говоря
уже о самом Бродском, который в
одиночку перевел два
стихотворения (в том числе и
важный заглавный кусок) и
неуверенно заявляет, что он также
"взял на себя смелость
переработать" версии своих
68
''though perhaps at the expense of соавторов, "хотя, возможно, и за
their smoothness.'' He also wrote счет их гладкости". Он также
the splendid elegy on the death of написал великолепную элегию о
Robert Lowell directly in English смерти Роберта Лоуэлла
(the choice of English was in itself непосредственно на английском
a graceful enhancement of this языке (выбор английского языка
tribute to his friend and early сам по себе был изящным
champion). дополнением этой дани другу и
верному стороннику).
Notwithstanding this evidence of Несмотря на это свидетельство его
his incipient metamorphosis into зарождающейся метаморфозы в
an American writer, Brodsky американского писателя, Бродский
continues to write almost продолжает писать почти
exclusively in his native Russian - исключительно на своем родном
though the sad doppler effect of русском языке - хотя печальные
its recession into his past troubles отсылки к прошлому беспокоят его
him no less than it does all other не меньше, чем всех других
writers living in banishment. писателей, живущих в изгнании.
There are 37 poems here in all, Всего насчитывают 37
dated from 1965 to 1978. стихотворений с 1965-го по 1978-й
годы.
Three are reprinted from the Три из них были перепечатаны из
earlier collection in much altered более ранней коллекции в сильно
form - revised by Brodsky, I измененном виде, я полагаю, после
presume, and usually for the пересмотра Бродским, что обычно
better, as when the Watergate- происходит к лучшему, как,
contaminated phrase ''this point in например, когда
time'' becomes ''this present hour.'' контаминированная Уотергейтом
фраза "этот момент времени"
становится "этим настоящим
часом".
It seems altogether appropriate Кажется вполне уместным, что
that Brodsky's lyrical persona, a лирическая фигура Бродского -
protean figure to whom we have разносторонняя личность, к
by now become fairly которой мы уже достаточно
accustomed, should be привыкли, должна быть
represented by a multiplicity of представлена множеством
English voices. английских голосов.
Even what might elsewhere seem Даже то, что в других местах может
the uncomfortable jostling of показаться неудобным, когда речь
British and American diction идет о британской и американской
contributes here to the impression дикции, создает здесь впечатление
of uprootedness. укорененности.
69
A restless wanderer, alternately
peevish and amused, outraged and
remorseful, belligerent and
resigned, this persona speaks, as
Richard Eder aptly remarked in a
recent New York Times
interview, ''with the playfulness
that has weariness at its center.''
Though his attitude toward exile,
longing, solitude and the insulting
dilemmas of growing older may
waver, we can only feel grateful
that the result is the same: a
transmutation of this experience
into the most powerful, the most
technically accomplished, erudite,
wide ranging and consistently
astonishing Russian poetry being
written today.
If we adopt Auden's rule that a
minor poet is one whose later
works cannot be distinguished
from his earlier, then Brodsky is
indisputably major, for it should
be clear even to those who must
read him in English alone that he
is probing new themes with
greater freedom, confidence and
verbal resource.
Like the Auden who was, no less
than Lowell, his champion,
Brodsky is a master of traditional
forms.
He is now less constricted than
formerly by the emphatic meters
and rhymes that persist as the
norm of Russian verse, but an
occasional set-piece, such as the
elegy on the death of Marshall
Zhukov, can suggest to the
English reader one of the limits of
Беспокойный странник,
попеременно то раздраженный, то
веселый, возмущенный, либо
раскаивающийся, воинственный
или смиренный, он пишет, как
метко заметил Ричард Эдер в
недавнем интервью "New York
Times", "игриво, но с заметной
усталостью." Хотя его отношение к
изгнанию, тоске, одиночеству и
оскорбительным дилеммам
взросления может колебаться, мы
можем только радоваться, что
результат один и тот же:
превращение этого опыта в самую
мощную, технически
совершенную, эрудированную,
обширную и неизменно
удивительную русскую поэзию,
создающаяся сегодня.
Если мы примем правило Одена о
том, что второстепенный поэт - это
тот, чьи поздние произведения
нельзя отличить от его ранних, то
Бродский, бесспорно, является
поэтом главным, ибо даже тем, кто
должен читать его только по-
английски, должно быть ясно, что
он исследует новые темы с
большей свободой, уверенностью и
словесным ресурсом.
Подобно Одену, который был не
менее Лоуэлла его сторонником,
Бродский - мастер традиционных
форм.
Сейчас он менее, чем прежде,
стеснен выразительными метрами и
рифмами, сохраняющимися как
норма русского стиха, но случайная
постановка, такая как элегия о
смерти Маршала Жукова, может
обнаружить перед английским
читателем один из пределов
70
Brodsky's range. диапазона Бродского.
Zhukov, the admiring friend of Жуков, восхищенный друг
Eisenhower, suffered humiliation Эйзенхауэра, подвергся унижению
in his beloved Russia after having в своей любимой России после
repulsed Hitler's armies. отражения гитлеровских армий.
The ideal Russian reader for Любой русский читатель, для
whom Brodsky writes would которого пишет Бродский, сразу
immediately detect the echoes of a уловил бы отголоски знаменитой
famous tribute by the 18th-century военно-патриотической лирики
poet Derzhavin to a similar поэта XVIII века Державина, также
military figure. посвященной военному деятелю.
By the unobtrusive means of Только лишь Бродский способен
meter alone Brodsky is thus able ненавязчивым метром запутать
to tie many knots of history and клубок истории и диверсионных
subversive emotion. настроений.
The fine translation by George Перевод Джорджа Клайна в
Kline preserves the halting march точности передает описание
of the funeral procession: похоронной процессии:
Columns of grandsons, stiff at Вереницы детей, застывших по
attention; gun carriage, coffin, стойке смирно; лафет, гроб, лошадь
riderless horse. без всадника.
Wind brings no sound of their Все застыло в безветренном
glorious Russian trumpets, their молчании, и славные русские
weeping trum- pets of war. трубы не издают ни звука - ох эти
плачущие трубы - любимицы
войны.
Splendid regalia deck out the С великолепными регалиями
corpse: thundering Zhukov rolls выносят тело: громоподобный
toward death's mansion. Жуков отходит в мир иной.
Brodsky has often resorted to such Бродский часто прибегал к
allusions. подобным аллюзиям.
In 1966 he recited to me (wittily В 1966 году он прочитал мне
enough, just beneath the Kremlin (довольно остроумно, прямо под
walls) his thenunpublished elegy Кремлевскими стенами) свою тогда
on the death of T.S. Eliot, and the еще неопубликованную элегию о
deliberate echo of an earlier смерти Т.С. Элиота, в которой
model, Auden's elegy on Yeats, сразу был заметен преднамеренный
was immediately perceptible. отголосок более раннего
произведения - элегии Одена о
Йейтсе.
The form alone was speaking with Одна лишь форма стихотворения
its mute but unmistakeable своим немым, но безошибочным
eloquence, and the Russian poet's красноречием рассказывала о том,
71
moving lines extended to include
two other great poets -tradition
and the individual talent, as it
were.
Literary echoes of a somewhat
more obvious and less functional
sort might possibly offend the ear
of the ideal English reader.
There is for instance a good deal
too much muffled Auden in the
poem ''Strophes,'' and for no
discernible reason:
You know, dear, all whom an-
guish pleads for, those out of
reach, are prey of the laws of
language - periods, commas,
speech.
It is perhaps not surprising that
some of the best poems of this
bleakly undomiciled voice are
those attached to places, which
range from Norenskaya, the site of
his Russian exile (identified in the
sardonic note as ''a village of 14
dwellings in the Archangel region
of the USSR, where the author
temporarily resided in 1964-65'')
to the far-flung locales of his
foreign exile: the Italy of the
Russian poets Akhmatova and
Mandelstam, cozy England, a
Lake District which wittily turns
out to be inhabited by Michigan
undergraduates, not Wordsworth,
and, finally, Cape Cod in the
boozy but wonderfully
accomplished meditation
translated by Anthony Hecht and
entitled ''Lullaby of Cape Cod'':
I write from an Empire whose
enormous flanks extend beneath
что трогательные строки русского
поэта ссылаются на двух других
великих поэтов, их традиции и
самобытный талант.
Литературные отголоски несколько
более очевидного и менее
функционального рода могут
оскорбить слух английского
читателя.
Например, в стихотворении
"Строфы" слишком много
приглушенного Одена без видимой
на то причины:
Знаешь, дорогая, все, кто приносит
страдания, но до кого не добраться,
становятся жертвами законов языка
- фраз, запятых, речи.
Это, пожалуй, неудивительно, что
некоторые из лучших
стихотворений этого поэта,
печально лишившегося дома,
имеют отсылку к определенным
местам; от деревни Норинской,
места ссылки поэта(насмешливо
описанного, как "деревня 14-ти
домов в Архангельской области
СССР, где автор временно
проживал в 1964-65гг.") до
отдаленных районов его изгнания:
Италия с русскими поэтами
Ахматовой и Мандельштамом,
уютная Англия, Озерный Край, в
котором по хитрой задумке живут
магистранты штата Мичиган, а
далеко не Вильям Вордсворт , и,
наконец, Кейп-Код в пьяном, но
чудесно выполненном рассуждении
в переводе Энтони Хехта,
озаглавленном "Колыбельная
Трескового Мыса":
Я пишу из царства, чьи огромные
владения простираются под водой.
72
the sea.
Having sampled two oceans as
well as continents, I feel that I
know what the globe itself must
feel: there's nowhere to go.
Brodsky's love of Lowell did not
extend to an endorsement of that
poet's relaxed view of translation
as ''imitation.'' It is therefore
hardly surprising that his self-
translation, constrained as it is by
the dream of congruence in meter,
rhyme and meaning, should fall
short of his original composition
in English.
The 15 poems of the second part
of the book are at times
dictionary-haunted (a centuryold
chestnut tree is called ''secular''),
at times idiomatically unfocused
(as when the now rather quaint
epithet ''blasted'' must be
summoned out of retirement to
rhyme with ''wasted''), at times
incomprehensible.
Испытав силу двух океанов и двух
континентов, я чувствую, что
ощущаю и весь земной шар: идти
некуда.
Любовь Бродского к Лоуэллу не
распространялась на его свободный
взгляд на перевод как на
"подражание". Поэтому
неудивительно, что перевод своих
собственных произведений,
скованный мечтой о созвучии в
метре, рифме и значении, не
дотягивает до его оригинальной
композиции на английском языке.
15 стихотворений второй части
книги временами переводятся
дословно (столетний каштан
называется "светским"), временами
являются идиоматически
несфокусированными (как когда
теперь довольно причудливый
эпитет "чёртовый" используется
автором, чтобы рифмоваться с
"подорванный"), временами
остаются просто непонятными.

«Soviet Exile Seeks a Visa for Father»

Soviet Exile Seeks a Visa for Советский изгнанник добивается
Father визы для отца
n exiled Soviet poet said in New Вчера в Нью-Йорке изгнанный
York yesterday that he had советский поэт заявил о своем
decided to renew a 12-year решении возобновить 12-летнюю
campaign to persuade Soviet кампанию по убеждению властей
authorities to grant an exit visa to Советского Союза о
his 80-year-old father. предоставлении выездной визы
своему 80-летнему отцу.
At the same time, the poet, Joseph В то же время поэт Иосиф
Brodsky, made public a letter Бродский обнародовал письмо,
signed by 23 Americans подписанное 23 американцами,
supporting his request for the visa. поддерживающими его просьбу о
выдаче визы.
73
The signers included Saul Bellow, Среди подписавших были Сол
the Nobel Prize-winning novelist, Беллоу, писатель, лауреат
Elizabeth Holtzman, the District Нобелевской премии, Элизабет
Attorney of Brooklyn, and Paul Хольцман, окружной прокурор
Moore, the Episcopal Bishop of Бруклина, и Пол Мур, епископ
New York. Нью-Йорка.
Mr. Brodsky recalled that the last Бродский напомнил, что в
time he saw his parents, on June последний раз он видел своих
4, 1972, he was being forced into родителей 4 июня 1972 года, когда
exile by Soviet authorities. советские власти принудили его к
ссылке.
His mother, Mariya, died last Его мать, Мария, умерла в
year. прошлом году.
He said he had already formally Поэт заявил, что уже 12 раз
petitioned the Soviet Government официально обращался в советское
12 times to grant an exit visa to правительство с просьбой о выдаче
his father, Aleksandr. выездной визы его отцу
Александру.
Mr. Brodsky said he had at first Бродский утверждает, что сначала
been reluctant to make his efforts он не хотел предавать гласности
public, but said he felt he had свои усилия, но, по его мнению, он
exhausted all other channels. исчерпал все другие способы.
He said inquiries by the United Согласно заявлению Бродского,
States Ambassador to Moscow, запросы посла Соединенных
Arthur A. Hartman, letters from Штатов в Москве Артура А.
40 American Congressmen, as Хартмана, письма 40 американских
well as requests through конгрессменов, а также запросы по
established channels, had all gone установленным каналам остались
unanswered. без ответа.
Not Allowed to Attend Funeral Отказ в присутствии на похоронах
Mr. Brodsky said that when he Бродский заявляет, что, когда в
learned last March that his mother марте прошлого года, он узнал о
was ill, he applied for a visa to болезни своей матери, он обратился
visit her, but there was no за визой, чтобы увидеться с ней, но
response. ответа не последовало.
He was not allowed to attend her Также ему не разрешили
funeral. присутствовать на ее похоронах.
''There are no other relatives,'' he «Других родственников нет,» -
said. ''And under all the possible заявил он. "И в соответствии с
laws, both international and законами, как международными,
internal, he should be given так и внутренними, мне должно
permission,'' he said, alluding to было быть дано разрешение", -
the Soviet Union's signing of the сказал он, ссылаясь на подписание
74
Helsinki declaration on human Советским Союзом Хельсинкской
rights and the United Nations декларации о правах человека и
Covenant of Civil and Political Пакта Организации Объединенных
Rights of Individuals. Наций о гражданских и
политических правах личности.
Mr. Brodsky, who is 43, was В 1964 году 43-летний Бродский,
already an acclaimed poet in 1964 будучи уже известным поэтом, был
when he was sentenced to five приговорен к пяти годам
years at hard labor for being a каторжных работ за "тунеядство".
''social parasite.'' He was freed Он был освобожден через 18
after 18 months and was granted месяцев и получил выездную визу
an exit visa in 1972, although he в 1972 году, хотя и не хотел
did not want to leave the country. покидать страну.
He has published several books Он уже опубликовал несколько
and teaches at Columbia книг и сейчас преподает в
University. Колумбийском университете.

“On Joseph Brodsky” by Seamus Heaney

On Joseph Brodsky Об Иосифе Бродском

Those who knew Joseph Brodsky
were well aware that his heart
disease was serious and that it
would probably be the death of
him, but because he always
existed in his friends' minds not
just as a person but as some kind
of principle of indestructibility, it
was difficult for them to admit
that he was in danger.
The intensity and boldness of his
genius plus the sheer exhilaration
of being in his company kept you
from thinking about the threat to
his health; he had such valor and
style, and lived at such a
deliberate distance from self-pity
and personal complaint, you were
inclined to forget that he was as
mortal as the next one.
So his death in January at the age
of 55 was all the more shocking
Те, кто знал Иосифа Бродского,
хорошо понимали, что его сердечная
болезнь достаточно серьезна и что
она, вероятно, его погубит, но
поскольку в сознании друзей он
всегда был не просто личностью, а
неким принципом нерушимости, им
было трудно признать, что он в
опасности.
Сила и смелость его гения в
совокупности с неподдельной
радостью от пребывания в его
компании ограждали от мысли об
угрозе его здоровью; никогда не
жалуясь и не жалея себя, он
отличался особым мужеством и
стилем, так что Вы могли бы забыть
о том, что он был таким же
смертным, как и любой другой.
Поэтому его смерть в январе в
возрасте 55 лет стала еще более

75
and distressing. шокирующей и удручающей.
Having to speak of him in the past Говорить о нем в прошедшем
tense feels like an affront to времени — это оскорбление самой
grammar itself. грамматики.
There was a wonderfully Иосиф обладал несомненно
undoubting quality about Joseph, удивительным качеством - почти
an intellectual readiness that was безумной интеллектуальной
almost feral. готовностью.
Which is to say that he Его жизнь послужила примером
exemplified in life the very thing того, что он больше всего ценил в
that he most cherished in poetry -- поэзии - способность языка заходить
the capacity of language to go дальше и двигаться быстрее, чем
farther and faster than expected ожидалось, тем самым обеспечивая
and thereby provide an escape побег от ограничений и забот.
from the limitations and the
preoccupations of the self.
Verbally, he had a lower boredom В разговоре он всегда был
threshold than anyone I have ever весельчаком, каких я никогда не
known, forever punning, rhyming, знал, - вечно каламбурил, рифмовал,
veering off and homing in, резко уходил от темы разговора и
unexpectedly raising the stakes or также неожиданно к ней
switching tracks. возвращался, то подогревая интерес,
то вдруг внезапно удаляясь.
Words were a kind of high octane Слова были для него своего рода
for him, and he loved to be высоким октановым числом, и он
propelled by them wherever they любил, чтобы они двигали им, куда
took him. бы они его ни вели.
He also loved to put a spin on the Он также любил подшучивать над
words of others, whether by словами других людей, будь то
inspired misquotation or вдохновенная ошибочная цитата или
extravagant retort. экстравагантная реплика.
Once, for example, when he was Однажды, например, когда он был в
in Dublin and complaining about Дублине и жаловался на редкую
one of our rare heat waves, I жаркую пору, я в шутку предложил
suggested jokingly that he should ему отправиться в Исландию, и он
take off for Iceland, and he replied ответил в мгновение ока, с
in a flash, with a typical elevation типичным для него задором и
and roguery, "But I could not лукавством: "Но я не смог бы
tolerate the absence of meaning." терпеть отсутствия смысла".
His own absence will be even Его собственное отсутствие будет
harder to tolerate. еще более невыносимым.
From the moment I met him in С того момента, как я встретил его в
1972, when he was passing 1972 году в Лондоне на его пути от
76
through London on the second leg
of his journey from dissidence in
Russia to exile in the United
States, he was a verifying
presence.
His mixture of brilliance and
sweetness, of the highest
standards and the most refreshing
common sense, never failed to be
both fortifying and endearing.
Every encounter with him
constituted a renewal of belief in
the possibilities of poetry.
There was something magnificent
in his bewilderment at the sheer
ignorance of the demands of the
art evident in the work of many
poets with big reputations, just as
there was something bracing
about what he called "doing the
laundry list" with him, which
meant going over the names of
contemporaries, young and old,
each of us sticking up for the ones
he regarded most.
It was like meeting a secret sharer.
But that was a personal bonus,
and in the end it is less important
than what might be called his
impersonal importance.
This had to do with Joseph
Brodsky's total conviction about
the trustworthiness of poetry as a
force for good -- not so much "for
the good of society" as for the
health of the individual mind and
soul.
He was resolutely against any idea
that put the social cart before the
personal horse, anything that clad
original response in a common
uniform.
диссидентства в России до изгнания
в Соединенные Штаты, он был
таким, каким его описывали.
Гениальность в совокупности с
добродушием, высокими
стандартами и здравым смыслом
всегда являлись сильным и
привлекательным сочетанием.
Каждая встреча с ним вновь рождала
веру в великий потенциал поэзии.
В его недоумении от полного
незнания требований искусства,
очевидного в работах многих поэтов
с большой репутацией, было что-то
великолепное, так же как было что-
то бодрящее в том, что он называл
"просмотреть послужной список",
что означало перебирать имена
современников, молодых и старых.
Удивительно, но каждый из нас
поддерживал того, кем Бродский
восхищался более всего.
Это было похоже на встречу с
тайным сообщником.
Но это был личный бонус, и в конце
концов он менее важен, чем то, что
можно было бы назвать его
общественным значением.
Это было связано с полной
убежденностью Иосифа Бродского в
надежности поэзии как силы добра -
не столько "на благо общества",
сколько на здоровье
индивидуального ума и души.
Он был категорически против любой
идеи, ставящей общественные
интересы выше личных, против
всего, что облачало оригинальный
ответ в общую форму.
77
"Herd" for Joseph would have
been the opposite of "heard," but
that did not lessen his passion to
reinstate poetry as an integral part
of the common culture of the
United States.
Not that he wished to use the
sports stadiums for poetry
readings.
If anyone happened to bring up
the huge audiences that attended
such events in the Soviet Union,
there would be an immediate
comeback:
"Think of the garbage they have to
listen to."
In other words, Brodsky decried
the yoking together of politics and
poetry ("The only thing they have
in common are the letters p and
o"), not because he had no belief
in the transformative power of
poetry per se but because the
political requirement changed the
criteria of excellence and was
likely to lead to a debasement of
the language and hence to a
lowering of "the plane of regard"
(a favorite phrase) from which
human beings viewed themselves
and established their values.
And his credentials for such a
custodianship of the poet's role
were, of course, impeccable, since
his arrest and trial by the Soviet
authorities in the 1960's and his
subsequent banishment to a work
camp near Archangel had
specifically to do with his
embrace of poetic vocation -- a
socially parasitical vocation,
according to the prosecution.
This had turned his case into
Бродский имел страсть к
восстановлению поэзии как
неотъемлемой части общей
культуры Соединенных Штатов.
Не то чтобы он хотел использовать
спортивные стадионы для
поэтических чтений.
Если бы кому-то довелось поднять
огромную аудиторию, которая
посещала такие мероприятия в
Советском Союзе, последовал бы
немедленный отклик:
"Задумайся о бессмыслице, которой
им приходится внимать".
Иными словами, Бродского
осуждали в смешении политики и
поэзии ("единственное, что их
объединяет буквы П и O"), не
потому, что у него нет веры в
преобразующую силу поэзии как
таковой, а потому что политические
требования изменили критерии
совершенства и могут привести к
искажению языка и, следовательно,
к снижению "полета мысли"
(любимая фраза), с которого люди
видят себя со стороны и
пересматривают свои ценности.
Он безукоризненно декларировал
опеку над ролью поэта, так как его
арест и суд советскими властями в
1960-х годах, и его последующее
изгнание в трудовой лагерь под
Архангельском были тесно связаны
с поэтическим призванием
-социально-паразитическим
призванием, по мнению обвинения.
Это превратило его дело в нечто
78
something of an international вроде международного дела и
cause clbre and insured him обеспечило ему немедленную
immediate fame when he arrived известность, когда он прибыл на
in the West; but instead of Запад; но вместо того, чтобы
embracing victim status and принять статус жертвы и окунуться
swimming with the currents of в мир радикалов, Бродский сразу же
radical chic, Brodsky got down to приступил к делу в качестве
business right away as a teacher at преподавателя в Мичиганском
the University of Michigan. университете.
Before long, however, his Вскоре, однако, его известность
celebrity was based more on what была основана больше на том, что
he was doing in his new homeland он делал на своей новой родине, чем
than on what he had done in the на том, что он делал на старой.
old one.
To start with, he was an Начнем с того, что он был
electrifying speaker of his own потрясающим чтецом своих
poems in Russian, and his many собственных стихотворений на
appearances at universities all русском языке, и его
over the country in the 1970's многочисленные выступления в
brought a new vitality and университетах по всей стране в
seriousness to the business of 1970-х годах принесли новую
poetry readings. жизненную силу и серьезность в
дело поэтических чтений.
Far from cajoling the audience Отказавшись от идеи привлечь
with a pose of man-in-the-street публику слабым выступлением
low-keyness, Brodsky pitched his человека с улицы, Бродский
performance at a bardic level. раскинул свои выступления на
бардовском уровне.
His voice was strong, he knew the Голос у него был сильный, стихи он
poems by heart and his cadences знал наизусть, а каденции-
had the majesty and poignancy of величественны и пронзительны, как
a cantor's, so his performance у кантора, так что его исполнение
never failed to induce a sense of всегда вызывало ощущение
occasion in all who attended. праздника у всех присутствующих.
He therefore gradually began to Поэтому он постепенно стал
be regarded as the figure of the рассматриваться как серьезный поэт,
representative poet, sounding звучащий пророчески, хотя он мог
prophetic even though he might бы возражать против понятия
demur at the notion of the пророческой роли, и впечатляя
prophetic role, and impressing the ученых глубиной знания
academics by the depth of his поэтической традиции от
knowledge of poetic tradition классических времен до Ренессанса,
from classical times up through а также в современных европейских
79
the Renaissance and in modern
European languages, including
English.
Still, if Joseph was uneasy about
the prophetic, he had no such
qualms about the didactic.
Nobody enjoyed laying down the
law more than he, with the result
that his fame as a teacher began to
spread and certain aspects of his
practice came to be imitated.
In particular, his insistence that
students learn and recite several
poems by heart had considerable
influence in creative writing
schools all over the United States,
and his advocacy of traditional
form, his concentration on matters
of meter and rhyme, and his high
rating of nonmodernist poets like
Robert Frost and Thomas Hardy
also had the general effect of
reawakening an older poetic
memory.
The climax of all this was to come
with his "Immodest Proposal,"
made in 1991 during his term as
poet laureate.
Why not print poetry in millions
of copies, he asked, since a poem
"offers you a sample of complete .
. . human intelligence at work"
and since that same poem also
tells its readers, "Be like me"?
Moreover, because poetry
employs memory, "it is of use for
the future, not to mention the
языках, включая английский.
Тем не менее, если Иосиф
беспокоился о пророческой роли
поэта, у него не было таких
сомнений относительно роли
дидактической.
Никто не получал большего
удовольствия от установления
правил, чем он, в результате чего его
слава как учителя начала
распространяться, и некоторые
аспекты его практики стали
имитироваться.
В частности, он настаивал на том,
чтобы студенты учили и читали
несколько стихотворений наизусть,
оказывал значительное влияние на
творческий почерк школ всех
уголков Соединенных Штатов, и его
пропаганда традиционной формы,
его концентрация в вопросах метра и
рифмы, и его высокая оценка поэтов
не-модернистов таких, как Роберт
Фрост, Томас Харди также повлияли
на пробуждение старой поэтической
памяти.
Кульминацией всего этого стало его
«Нескромное предложение»,
сделанное в 1991 году во время его
пребывания на посту поэта-лауреата.
Почему бы не напечатать стихи
миллионными тиражами, спросил
он, поскольку стихотворение "
предлагает вам образец абсолютного
. . . человеческого интеллекта в
действии", и с тех пор это же
стихотворение также говорит своим
читателям: "Будь как я"?
Более того, поскольку в поэзии
используется память, "она полезна
для будущего, не говоря уже о
80
present."
It can also do something for
ignorance and is "the only
insurance available against the
vulgarity of the human heart.
Therefore, it should be available
to everyone in this country and at
a low cost."
This mixture of barefaced
challenge and passionate belief
was typical of him.
He was, indeed, a walking, talking
example of Yeats's notion that
poetry comes out of that inner
quarrel.
He was all for single combat.
He took on stupidity as eagerly as
tyranny (in his understanding,
after all, the former was only
another aspect of the latter), and
he was as bold in conversation as
he was in print.
But the print is what we have of
him now, and he will survive
behind its black lines, in the pace
of its poetic meter or its prose
arguments, like Rilke's panther
pacing behind black bars with a
constancy and inexorability set to
outpace all limit and conclusion.
And he will survive too in the
memories of his friends, but for
them there will be an extra
sweetness and poignancy in the
pictures they carry -- which in my
own case will include that first
sight of him as a young man in a
red woolen shirt, scanning his
audience and his fellow readers
with an eye that was at once as
anxious as a hedge creature's and
as keen as a hawk's.
настоящем".
Она также спасает от невежества и
является "единственной страховкой
от вульгарности человеческого
сердца.
Поэтому она должна быть доступна
каждому в этой стране и по низкой
стоимости".
Смесь неприкрытого вызова и
страстной веры была типична для
него.
Бродский действительно был
ходячим, говорящим примером того,
что поэзия возникает из этой
внутренней ссоры.
Он выступал за единоборство.
Он брался за глупость так же жадно,
как и за тиранию (в его понимании,
в конце концов, первое было лишь
другим аспектом второго), и он был
так же смел в разговоре, как и в
печати.
Но печать — это единственное, что
осталось у нас от Бродского, и он
живет за чернильными строчками, в
темпе его поэтического метра или
прозаических пояснениях, как
пантера Рильке, вышагивающая за
решетками с постоянством и
неумолимостью, опережая время.
И он останется жить в
воспоминаниях друзей, которые
будут бережно хранить фотографии
и воспоминания о нем - в моем
случае это будет воспоминание о
нашей первой встрече, когда я
увидел молодого человека в красной
шерстяной рубашке, окидывающего
аудиторию и читателей
беспокойным взглядом, будто зверек
в клетке, и в то же время
пристальным и цепким взглядом
ястреба.
81
 “Joseph Brodsky” by Anthony Hecht

In an eloquent tribute to Joseph В красноречивой дани Иосифу

Brodsky, published almost exactly Бродскому, опубликованной почти
a month after his premature and ровно через месяц после его
widely lamented death, Tatyana преждевременной и всеми
Tolstaya, in the New York оплакиваемой кончины, в журнале
Review of Books, quotes some "The New York Review of Books"
lines from the poet's early work: Татьяна Толстая цитирует
некоторые строки из раннего
творчества поэта:
In the dark I won't find your deep «Твой фасад темно-синий я
blue facade I'll fall on the asphalt впотьмах не найду, // Между
between the crossed lines выцветших линий на асфальт
упаду…»
She goes on to conjecture: Татьяна делает предположения:
"I think that the reason he didn't "Мне кажется, он потому и не хотел
want to return to Russia even for a вернуться в Россию хотя бы на день,
day was so that this incautious чтобы не осуществилось это
prophecy would not come to be. неосторожное пророчество.
A student of - among others - Ученик — среди прочих —
Akhmatova and Tsvetaeva (he Ахматовой и Цветаевой, он знал их
knew their poetic поэтические суеверия, знал и
superstitiousness), he knew the разговор между ними,
conversation they had during their произошедший во время едва ли не
one and only meeting. 'How could единственной встречи великих
you write that.... женщин. «Как Вы могли написать
это...
Don't you know that a poet's Разве Вы не знаете, что слова поэта
words always come true?' one of всегда сбываются?!» — упрекнула
them reproached. 'And how could одна. — «А как Вы могли написать
you write that ...?' the other was вот это...?!» — поразилась другая.
amazed.
And what they foretold did indeed И предсказанное ими и правда
come to pass." сбылось".
Without any desire to sound Без малейшего желания показаться
mystical, I do think something мистиком, я все же думаю, что
prophetic can be claimed for поэзия Бродского или, по крайней
Brodsky's poetry, or at least for мере, два его произведения: одно
two details, one of them small, the маленькое, другое большое и
other large and visionary. провидческое, могут претендовать

82
 на нечто пророческое.
The first is from a poem actually Первое - стихотворение под
titled "A Prophecy," addressed to названием "Пророчество",
an unnamed beloved, and адресованное неназванной
containing these lines: возлюбленной и содержащее
следующие строки:
- And if we make a child, we'll - И если мы произведем дитя, то
call the boy Andrei, Anna the girl, назовем Андреем или Анной. Чтоб,
so that our Russian speech, к сморщенному личику привит, не
imprinted on its wrinkled little позабыт был русский алфавит.
face, shall never be forgot.
Joseph (as everyone who ever Иосиф (как ласково называли его
knew him was allowed все, кто знал) был отцом двух детей,
affectionately to call him) was the мальчика, появившегося на свет еще
father of two children, a boy born там, в России, с которым он был
in Russia, still there, from whom разлучен невольным изгнанием, и
he was separated by involuntary девочки, родившейся в Америке в
exile, and a daughter, born in браке с русской итальянкой Марией.
America to his Russian-Italian
wife, Maria.
The children are named Andrei Детей зовут Андрей и Анна.
and Anna.
The larger, more spacious and Более крупное, обширное и важное
important prophecy is embodied пророчество воплощено в великой
in a major poem, "The Hawk's поэме "Осенний крик ястреба "
Cry in Autumn" (printed here in (опубликованной здесь в полном
full), of which Tolstaya remarks объеме), о которой Татьяна
in the same tribute: упоминает в той же дани,
посвященной Бродскому:
"He has a poem about a hawk ... "У него есть стихотворение о
in the hills of Massachusetts who ястребе... в горах Массачусетса,
flies so high that the rush of rising который взлетает так высоко, что
air won't let him descend back to поток восходящего воздуха не дает
earth, and the hawk perishes there, ему опуститься назад, на землю, и
at those heights where there are ястреб погибает там, на той высоте,
neither birds nor people, nor any где нет ни птиц, ни людей, ни
air to breathe." воздуха, чтобы дышать".
To this brief comment I would К этому краткому замечанию я хотел
like to add some of my own. бы добавить кое-что свое.
The wind with which the poem Ветер, с которого начинается поэма,
begins is the wind of the spirit — это ветер души, а также
(John 3:8) as well as of вдохновения, необходимого (и
inspiration, the necessary (and разрушительного) элемента, в
83
destructive) element in which the котором поэт пытается обитать.
poet tries to dwell.
The bird, at the pinnacle of his На вершине своего полета птица
flight, guesses the truth of it: it's угадывает истину — это конец.
the end.
The Erinyes (Furies) themselves Здесь не обходится без Эриний
are invoked, as though the (Фурий), как будто стремление к
aspiration to great heights must большим высотам обязательно
necessarily entail retributive должно повлечь за собой возмездие,
punishment, as exemplified in как это показано в греческой
Greek tragedy. трагедии.
And, echoing another ancient И, отражая другую древнюю
tradition, the agony and sacrifice традицию, агония и
of the bird/poet precipitates a жертвоприношение птицы/поэта
thing of beauty, the first осаждают прекрасное, первые
snowflakes of winter, the poems снежинки зимы, стихи души,
of a soul that has sustained the которая выдержала карательный
punishing climate of Archangelic климат Архангельской области в
Russia. России.
The brilliance that delights Сияние, которое радует земных
earthbound children has been детей, было куплено ценой
purchased at the price of невыносимых страданий и смерти.
unendurable suffering and death.
Whether Brodsky's wind owes Обязан ли ветер Бродского
anything to Percy Bysshe уничтожающему "западному ветру"
Shelley's annihilating "West Перси Биши Шелли, родственен ли
wind," whether the Russian poet's ястреб русского поэта соколу
hawk is any kin to Gerard Manley Джерарда Мэнли Хопкинса, черному
Hopkins's falcon, Thomas Hardy's дрозду Томаса Харди или его
darkling thrush or his blinded ослепленной птице, каждый
bird, each reader must determine читатель должен определить сам.
for himself.
And can it be that this assertion of Или может быть, это утверждение
Rainer Maria Rilke's played some Райнера Марии Рильке сыграло
part in Brodsky's thought?: какую-то роль в развитии мысли
Бродского?
"Whoever does not consecrate "Тот, кто не посвятит себя целиком
himself wholly to art with all his искусству со всеми своими
wishes and values can never reach желаниями и ценностями, никогда
the highest goal." не достигнет высшей цели."
In his collection of essays, Less В своем сборнике эссе Бродский так
than One, Brodsky has written so трогательно описал свою молодость,
movingly about his early life that I что я приведу здесь лишь самые
84
will present here only the most
meager biographical details.
He was born Iosif Alexandrovich
Brodsky on May 24, 1940, in
Leningrad, the only child of
adoring and adored parents so
straitened of circumstances that
the boy quit school after ninth
grade to help support the family.
He held more than a dozen jobs,
including milling-machine
operator, helper in a morgue (he
once thought he might wish to
become a doctor), photographer
(his father's work at one time),
and participant in geological
expeditions. …
“Linear thinking” by Bengt Jangfeldt
Linear Thinking
Joseph Brodsky wrote poetry for
the better part of his life, and the
history of his publications is a
reflection of the political system
he grew up in.
His first books were selections
from his poetry published by
friends and admirers in the West
and were forbidden reading in his
home country.
In the Soviet Union, his first book
was published only after the
Nobel Prize.
A full-scale publication of his
works, including Russian
translations of his essays, was
made possible only after the fall
of the Communist dictatorship in
1991.
скудные биографические
подробности.
Родился Иосиф Александрович
Бродский 24 мая 1940 года в
Ленинграде, единственный ребенок
обожающих и обожаемых
родителей, настолько стесненных
обстоятельствами, что мальчик
бросил школу после девятого класса,
чтобы помочь содержать семью.
Он сменил более дюжины
профессий, включая фрезеровщика,
помощника в морге (когда-то он
думал, что может захотеть стать
врачом), фотографа (однажды
работа его отца) и участника
геологических экспедиций…
Линейное мышление
Иосиф Бродский писал стихи
большую часть своей жизни, и
история его публикаций является
отражением политической системы,
в которой он вырос.
Его первыми книгами стали
избранные поэтические
произведения, опубликованные
друзьями и поклонниками на Западе,
и запрещенные к чтению в его
родной стране.
В Советском Союзе его первая книга
вышла только после получения
Нобелевской премии.
Полномасштабная публикация его
работ, включая русские переводы
эссе, стала возможной только после
падения коммунистической
диктатуры в 1991 году.
85
One consequence of Brodsky’s Следствием убеждения Бродского в
idea that a person moves only in том, что человек движется только в
one direction – from – was that he одном направлении – от исходного
never went back to his homeland. пункта – было то, что он никогда не
возвращался на родину.
His thinking – and acting – was Его мышление и поступки были
linear. линейными.
From the age of thirty-two he was С тридцати двух лет он был
a “nomad” – a Virgilian hero, "кочевником" - героем Вергилия,
doomed never to return home. обреченным никогда не
возвращаться домой.
When asked why he did not want На вопрос, почему он не хочет
to go back, Brodsky answered that возвращаться, Бродский ответил, что
he didn’t want to visit his home не хочет приезжать на родину в
country as a tourist. качестве туриста.
Or that he didn’t want to go on an Или что он не хочет ехать по
invitation from official приглашению официальных
institutions. учреждений.
His final argument was: Его последний аргумент:
“The best part of me is already “Лучшая часть меня уже там: моя
there: my poetry.” поэзия”.

“Joseph Brodsky on How to Develop Your Taste in Reading”

Joseph Brodsky on How to
Develop Your Taste in Reading
“You stand to lose nothing; what
you may gain are new associative
chains.”
“The most damning revelation
you can make about yourself is
that you do not know what is
interesting and what is not,” Kurt
Vonnegut famously proclaimed.
But how is one to develop that
discerning taste, especially in
determining what is worth reading
and what is not?
On May 18, 1988, several months
after winning the Nobel Prize in
Literature and exactly seven
months before he delivered the
Иосиф Бродский о том, как развить
свой вкус в чтении
“Вы ничего не потеряете; то, что вы
можете получить, — это новые
ассоциативные цепочки.”
"Самое ужасающее открытие, какое
вы только можете сделать о себе, —
вы не знаете, что на самом деле
интересно, а что — нет", -
провозгласил Курт Воннегут.
Но как развить этот проницательный
вкус, особенно в определении того,
что стоит читать, а что нет?
18 мая 1988 года, через несколько
месяцев после получения
Нобелевской премии по литературе
и ровно за семь месяцев до

86
greatest commencement address выступления с величайшей
of all time, the prolific poet and напутственной речью всех времен,
essayistJoseph Brodsky (May 24, плодовитый поэт и эссеист Иосиф
1940–January 28, 1996) gave Бродский (24 мая 1940–28 января
the opening keynote at Turin’s 1996) своим вступительным
very first book fair. обращением открыл первую
Туринскую книжную выставку.
His talk, titled “How to Read a Его выступление, озаглавленное
Book” and included in the 1997 "Как читать книгу” и включенное в
anthology On Grief and Reason: 1997 году в антологию "О скорби и
разуме":
Essays (public library), is a Эссе (публичная библиотека) — это
beautiful and timeless meditation прекрасное и вневременное
on the value — the purpose, the размышление о ценности — цели,
challenge, the transcendent joy — задаче, необыкновенной радости
of the written word. -написанного слова.
Although it was written with Хоть это и было сказано в
books in mind, it applies just as отношении книг, данное изречение
brilliantly to the question of what также блестяще применимо к
is worth engaging in, in any всеохватывающему вопросу о том,
medium — a question all the more чем стоит заниматься, — вопросу,
pressing amidst our era’s constant особенно актуальному в эпоху
influx of information of постоянного потока информации все
increasingly questionable quality, более сомнительного качества,
delivered with increasingly подаваемой с все более
uncompromising ploys for our изощренными уловками для
attention. привлечения нашего внимания.
Brodsky begins by contemplating Бродский начинает с размышлений о
how books address our mortality том, как книги разрешают парадокс
paradox and serve as assurance смерти и предостерегают от
against the uncomfortable обременительного непостоянства
impermanence of existence: существования:
On the whole, infinity is a fairly В общем, бесконечность - весьма
palpable aspect of this business of очевидный аспект издательского
publishing, if only because it дела, хотя бы потому, что оно
extends a dead author’s existence продлевает жизнь умершего автора
beyond the limits he envisioned, более, чем он мог себе представить,
or provides a living author with a или дает живому автору будущее,
future he cannot measure. которое он не может измерить.
In other words, this business deals Другими словами, эта сфера имеет
with the future which we all prefer дело с будущим, которое мы все
to regard as unending. предпочитаем считать бесконечным.
On the whole, books are indeed В целом, книги действительно менее
87
less finite than ourselves.
Even the worst among them
outlast their authors — mainly
because they occupy a smaller
amount of physical space than
those who penned them.
Often they sit on the shelves
absorbing dust long after the
writer himself has turned into a
handful of dust.
Yet even this form of the future is
better than the memory of a few
surviving relatives or friends on
which one cannot rely, and often
it is precisely the appetite for this
posthumous dimension which sets
one’s pen in motion.
So as we toss and turn these
rectangular objects in our hands
— those in octavo, in quarto, in
duodecimo, etc., etc. — we won’t
be terribly amiss if we surmise
that we fondle in our hands, as it
were, the actual or potential urns
with someone’s rustling ashes.
He then moves on to the spectrum
of creative merit in readable
material and the value of the
books that Susan Sontag didn’t
consider part of literature in
honing a writer’s taste:
In order to write a good book, a
writer must read a great deal of
trash — otherwise, he won’t be
able to develop the necessary
criteria.
That’s what may constitute bad
literature’s best defense at the
Last Judgment. . . .
But despite this potential value of
bad books, Brodsky argues that
for time-economy reasons, we
конечны, чем мы сами.
Даже худшие из них переживают
своих авторов — главным образом
потому, что они занимают меньше
физического пространства, чем те,
кто их писал.
Часто они сидят на полках, впитывая
пыль еще долго после того, как сам
писатель превратился в горсть пыли.
Но даже эта форма будущего лучше,
чем память немногих оставшихся в
живых родственников или друзей, на
которых нельзя положиться, и часто
именно жажда этого посмертного
измерения приводит в движение
перо.
Итак, мы подбрасываем и
поворачиваем в руках
прямоугольные предметы – ин-
октаво, ин-кварто, ин-дуодецимо и
т.д. и т.п. - мы не сильно ошибемся,
если предположим, что мы ласкаем в
руках, так сказать, действительные
или потенциальные урны с чьим-то
шуршащим пеплом.
Затем он переходит к спектру
творческих достоинств в читаемом
материале и ценности книг, которые
Сьюзан Сонтаг не считала частью
литературы, помогающей оттачивать
вкус писателя:
Для того, чтобы написать хорошую
книгу, писатель должен прочесть
огромное количество макулатуры —
иначе он не сможет выработать
необходимые критерии.
Вот что может быть лучшей
защитой плохой литературы на
Страшном Суде…
Но, несмотря на эту потенциальную
ценность плохих книг, Бродский
утверждает, что по соображениям
88
need a system of separating the экономии времени нам нужна
good from the bad and points, система разграничения хорошего и
“some compass in the ocean of плохого и определенная цель,
available literature.” “некий компас в океане доступной
литературы".
The formal role of that compass in Формальную роль этого компаса в
society is played by the reviewer обществе играет рецензент и
and literary critic, Brodsky argues, литературный критик, утверждает
but that is a compass whose Бродский, но это компас, стрелка
needle “oscillates wildly.” которого “необоснованно
колеблется".
He considers the problems with Он критично подходит к
criticism: обсуждению данных проблем:
The trouble with a reviewer is Проблема с рецензентом может
(minimum) threefold: развиваться в трех направлениях
(минимум):
(A) he can be a hack, and as (А) он может быть халтурщиком и
ignorant as ourselves, (B) he can таким же невежественным, как и мы,
have strong predilections for a (Б) у него может быть сильное
certain kind of writing, or simply пристрастие к определенному виду
be on the take with the publishing писательства, или он просто
industry, and (C) if he is a writer коррумпирован в издательской
of talent, he will turn his review- индустрии, и (В) если он
writing into an independent art талантливый писатель, он превратит
form — Jorge Luis Borges is a свое рецензирование в независимую
case in point — and you may end форму искусства - Хорхе Луис
up by reading reviews rather than Борхес является тому примером — и
the books themselves. вы, в конечном счете, можете
остановиться на прочтении отзыва, а
не самой книги.
(To that, we might begrudgingly (К этому мы могли бы неохотно
add (D) “he” is, indeed, primarily добавить (Г), где “он”,
male — a statistic that bespeaks a действительно, в первую очередь,
whole other set of problems in мужчина — статистика, которая
literature.) говорит о совершенно другом
наборе проблем в литературе).
Brodsky continues by exploring Бродский продолжает поиск
the alternative to the flawed альтернативы ошибочной системе
system of relying on professional доверия профессиональным
reviewers — or “tastemakers,” as рецензентам — или "дегустаторам",
it were — presaging the equally как будто бы предвещая столь же
questionable era of Amazon сомнительную эру обзоров Amazon
reviews and crowdsourced и коллективной гомогенизации
89
opinion-homogenization:
In any case, you find yourselves
adrift in the ocean, with pages and
pages rustling in every direction,
clinging to a raft of whose ability
to stay afloat you are not so sure.
The alternative therefore would be
to develop your own taste, to
build your own compass, to
familiarize yourself, as it were,
with particular stars and
constellations — dim or bright but
always remote.
This, however, takes a hell of a lot Это, однако, занимает чертовски
of time, and you may easily find
yourself old and gray, heading for
the exit with a lousy volume under
your arm.
Another alternative — or perhaps
just a part of the same — is to rely возможно, только часть той же
on hearsay; a friend’s advice, a
reference caught in a text that you
happen to like.
Although not institutionalized in
any fashion (which wouldn’t be
such a bad idea), this kind of
procedure is familiar to all of us
from a tender age.
Yet this too proves to be poor
insurance, for the ocean of
available literature swells and
widens constantly.
So what is one to do amidst this
grim set of options?
Brodsky sees only one viable way Бродский видит только один
to cultivate that compass — to
learn what Wordsworth believed
to be “the breath and finer spirit of Вордсворт считал “дыханием и
all knowledge” and to develop
what Edward Hirsch so
memorably called “a mind so
miraculously attuned and
личного мнения:
Как бы то ни было, вы дрейфуете в
океане, страница за страницей
шуршите во всех направлениях,
цепляясь за плот, в надежности
которого вы не уверены.
Поэтому альтернативой могло бы
стать развитие своего собственного
вкуса, построение своего
собственного компаса, знакомство,
так сказать, с определенными
звездами и созвездиями — тусклыми
или яркими, но всегда далекими.
много времени, и вы можете легко
обнаружить себя седым и старым,
направляясь к выходу с паршивым
томиком под мышкой.
Другая альтернатива — или,
самой - полагаться на слухи; совет
друга, ссылка, пойманная в тексте,
который вам нравится.
Хотя это и не
институционализировано каким-
либо образом (что было бы не такой
уж плохой идеей), такая процедура
знакома всем нам с нежного
возраста.
Однако и это оказывается плохой
страховкой, потому что океан
доступной литературы постоянно
растет и расширяется.
Так что же делать среди этого
мрачного набора вариантов?
надежный способ совершенствовать
этот компас -научиться тому, что
изящной силой всякого знания”, и
развить то, что Эдвард Хирш так
ярко назвал “умом, столь чудесно
настроенным и озаренным, что он
90
illuminated that it can form words,
by a chain of more-than
coincidences, into a living
entity,” that special thing that, as которая, как выразился Джеймс
James Dickey put it, “makes
possible the deepest kind of
personal possession of the world.”
Brodsky writes:
The way to develop good taste in
literature is to read poetry.
If you think that I am speaking out
of professional partisanship, that I профессионального пристрастия, что
am trying to advance my own
guild interests, you are badly
mistaken.
For, being the supreme form of
human locution, poetry is not only
the most concise, the most
condensed way of conveying the
human experience; it also offers
the highest possible standards for
any linguistic operation —
especially one on paper.
The more one reads poetry, the
less tolerant one becomes of any
sort of verbosity, be that in
political or philosophical
discourse, be that in history, social дискурсе, в истории, социальных
studies or the art of fiction.
Good style in prose is always
hostage to the precision, speed
and laconic intensity of poetic
diction.
A child of epitaph and epigram,
conceived indeed as a short cut to задуманное как кратчайший путь к
any conceivable subject matter,
poetry to prose is a great
disciplinarian.
It teaches the latter not only the
value of each word but also the
mercurial mental patterns of the
способен из потока более чем
случайных слов, сформировать
живой организм”, ту особую вещь,
Дикки, “делает возможным
глубочайшее личное владение
миром”.
Бродский пишет:
Чтобы развить хороший вкус в
литературе, нужно читать стихи.
Если вы думаете, что я говорю из
я пытаюсь продвигать свои
собственные интересы гильдии, вы
сильно ошибаетесь.
Ибо, будучи высшей формой
человеческой речи, поэзия — это не
только самый краткий, самый
сжатый способ передачи
человеческого опыта; она также
предлагает самые высокие
стандарты для любой
лингвистической операции,
особенно на бумаге.
Чем больше человек читает поэзию,
тем менее терпимым он становится к
любому виду многословия, будь то в
политическом или философском
исследованиях или искусстве
художественной литературы.
Хороший стиль в прозе - всегда
заложник точности, скорости и
лаконичной интенсивности
поэтической дикции.
Дитя эпитафии и эпиграммы,
любому мыслимому предмету,
поэзия для прозы - великий
воспитатель.
Она учит прозу не только значению
каждого слова, но и переменчивым
ментальным моделям,
91
species, alternatives to linear
composition, the knack of
omitting the self-evident,
emphasis on detail, the technique
of anticlimax.
Above all, poetry develops in
prose that appetite for
metaphysics that distinguishes a
work of art from mere belles-
lettres.
It must be admitted, however, that
in this particular regard, prose has
proven to be a rather lazy pupil.
Noting that all you need to do is
“arm yourselves for a couple of
months with the works of poets in
your mother tongue, preferably
from the first half of [the
twentieth] century, he goes on to
offer specific reading
recommendations for poetry in
some of the major world
languages:
If your mother tongue is English, I
may recommend to you Robert
Frost, Thomas Hardy, W. B.
Yeats, T. S. Eliot, W. H. Auden,
Marianne Moore and Elizabeth
Bishop.
If the language is German, Rainer
Maria Rilke, Georg Trakl, Peter
Huchel, Ingeborg Bachmann and
Gottfried Benn.
If it is Spanish, Antonio Machado,
Federico Garcia Lorca, Luis
Cernuda, Rafael Alberti, Juan
Ramon Jimenez and Octavio Paz
will do.
If the language is Polish — or if
you know Polish (which would be
to your great advantage, because
the most extraordinary poetry of
this century is written in that
альтернативам линейной
композиции, умению опускать
самоочевидное, акцентировать
внимание на деталях, искусству
антикульминации.
Прежде всего, поэзия развивает в
прозе аппетит к метафизике, которая
отличает произведение искусства от
простой беллетристики.
Однако следует признать, что в этом
отношении проза оказалась
довольно ленивой ученицей.
Отмечая, что все, что вам нужно
сделать, это “на пару месяцев
вооружиться произведениями поэтов
на вашем родном языке,
предпочтительно первой половины
[двадцатого] века, он также
предлагает конкретные
рекомендации по чтению поэзии на
некоторых из основных мировых
языков:
Если ваш родной язык английский, я
могу порекомендовать Вам Роберта
Фроста, Томаса Харди, У. Б. Йейтса,
Т. С. Элиота, У. Х. Одена, Марианну
Мур и Элизабет Бишоп.
Если язык немецкий, Райнер Мария
Рильке, Георг Тракль, Петер
Хюхель, Ингеборг Бахман и
Готфрид Бенн.
Если это испанский, Антонио
Мачадо, Федерико Гарсия Лорка,
Луис Чернуда, Рафаэль Альберти,
Хуан Рамон Хименес и Октавио Пас.
Если это польский язык — или если
вы знаете польский (что было бы для
вас большим преимуществом,
потому что на этом языке написана
самая необычная поэзия этого века),
92
language) — I’d like to mention — я хотел бы упомянуть вам имена
to you the names of Leopold Леопольда Стаффа, Чеслава
Staff, Czeslaw Milosz, Zbigniew Милоша, Збигнева Герберта и
Herbert and Wieslawa Виславы Шимборской.
Szymborska.
If it is French, then of course Если это французский, то, конечно,
Apollinaire, Jules Supervielle, Аполлинер, Жюль Супервиль, Пьер
Pierre Reverdy, Blaise Cendrars, Реверди, Блез Сандрар, Макс Жакоб,
Max Jacob, Francis Jammes, Франсис Жамм, Андре Френо,
Andre Frenaud some of Eluard, a немного Элюара, немного Арагона,
bit of Aragon, Victor Segalen, and Виктор Сегален и Анри Мишо.
Henri Michaux.
If it is Greek, then you should Если это греческий, то вы должны
read Constantine Cavafy, George прочитать Константина Кавафиса,
Seferis, Yannis Ritsos. Джорджа Сефериса, Янниса Рицоса.
If it is Dutch, then your must is Если это голландский, то к
Martinus Nijhoff, particularly his прочтению обязателен Мартинус
stunning “Awater.” Ниджхофф, особенно его
потрясающий "Аватар”.
If it is Portuguese, you should try Если это португальский, вы должны
Fernando Pessoa and perhaps попробовать Фернанду Песоа и,
Carlos Drummond de Andrade. возможно, Карлоса Драммонд де
Андраде.
If the language is Swedish, read Если это шведский язык, прочтите
Gunnar Ekelof, Harry Martinson, Гуннара Экелофа, Гарри
Werner Aspenstrom, Tomas Мартинсона, Вернера Аспенстрома,
Transtromer. Томаса Транстромера.
If it is Russian, it should be, to say Если это русский, то это должны
the least, Marina Tsvetaeva, Osip быть, по крайней мере, Марина
Mandelstam, Anna Akhmatova, Цветаева, Осип Мандельштам, Анна
Boris Pasternak, Vladislav Ахматова, Борис Пастернак,
Khodasevich, Viktor Khlebnikov, Владислав Ходасевич, Виктор
Nikolai Kluyev, Nikolai Хлебников, Николай Клюев,
Zabolotsky. Николай Заболоцкий.
If it is Italian, I don’t presume to Если это итальянский, то я не берусь
submit any name to this audience, назвать ни одного имени в этой
and if I still mention Quasimodo, аудитории, и если я все еще
Saba, Ungaretti and Montale, it is упоминаю Квазимодо, Сабу,
simply because I have long Унгаретти и Монтале, то это просто
wanted to acknowledge my потому, что я давно хотел выразить
personal, private gratitude and свою личную благодарность и долг
debt to these four great poets этим четырем великим поэтам, чьи
whose lines influenced my own строки оказали решающее влияние
93
life rather crucially, and I am glad на мою собственную жизнь, и я рад
to do so while standing on Italian
soil.
One of the chief benefits of
cultivating such taste, Brodsky
suggests, is the confidence of
knowing which books are not
worth reading, which in turn
makes the choice of the worthy all
the more meaningful. (“Non-
reading, Pierre Bayard wrote in
his excellent How to Talk About
Books You Haven’t Read, “is not
just the absence of reading.
It is a genuine activity, one that
consists of adopting a stance in
relation to the immense tide of
books that protects you from
drowning.
On that basis, it deserves to be
defended and even taught.”)
Brodsky adds:
If after going through the works of Если бы после прочтения любого из
any of these, you would drop a
book of prose picked from the
shelf, it won’t be your fault.
If you’d continue to read it, that
will be to the author’s credit; that будет к чести автора; это будет
will mean that this author has
indeed something to add to the
truth about our existence as it was существовании, как она была
known to these few poets just
mentioned; that would prove at
least that this author is not
redundant, that his language has
an independent energy or grace.
Or else, that would mean that
reading is your incurable
addiction.
As addictions go, this is not the
worst one.
сделать это, стоя на итальянской
земле.
Бродский полагает, что одно из
главных преимуществ развития
подобного вкуса - уверенность в
том, что знаешь, какие книги не
стоит читать, что, в свою очередь,
делает выбор достойных еще более
значимым. ("Не-чтение, - писал Пьер
Баярд в своем замечательном
"Искусстве рассуждать о книгах,
которых вы не читали", — это не
просто отсутствие чтения.
Это искренняя деятельность,
которая состоит в принятии позиции
по отношению к огромному потоку
книг, который защищает вас от
утопления.
На этой основе эта теория
заслуживает не только защиты, но и
преподавания»). Бродский
добавляет:
них, вы бы бросили взятую с полки
книгу в прозе, это стало бы вашей
виной.
Если вы продолжите ее читать, это
означать, что автору действительно
есть что добавить к истине о нашем
известна этим немногим поэтам,
только что упомянутым; это, по
крайней мере, докажет, что этот
автор не лишний, что его язык
обладает независимой энергией или
изяществом.
Иначе это означало бы, что чтение -
ваша неизлечимая зависимость.
С точки зрения пристрастий, это не
самое худшее.
94
What makes poetry so exceptional Что делает поэзию столь
at honing literary taste, Brodsky исключительной в оттачивании
argues, is how little room for литературного вкуса, утверждает
hackery it leaves: Бродский, так это то, что в ней нет
места халтуре:
Poetry, as Montale once put it, is Поэзия, как однажды выразился
an incurably semantic art, and the Монтале, - неизлечимо
chances for charlatanism in it are семантическое искусство, и шансы
extremely low. на шарлатанство в ней крайне малы.
By the third line a reader will К третьей строчке читатель будет
know what sort of thing he holds знать, какого рода книгу он держит в
in his left hand, for poetry makes левой руке, ибо поэзия быстро
sense fast and the quality of определяет себя и качество языка в
language in it makes itself felt ней немедленно дает себя
immediately. почувствовать.
Above all, however, poetry Однако, прежде всего, поэзия
promises to do for the mind обещает для ума то, что Ванневар
what Vannevar Bush presaged the Буш предсказывал Интернету —
internet would — create a создать ассоциативные цепочки,
network of associative trails that которые связывают идеи, что,
link up ideas, which is, of конечно же, является основой
course, the foundation of творчества.
creativity.
Brodsky concludes with a Бродский заканчивает свою речь,
beautiful sentiment: высказывая чудесное мнение:
Like the proverbial proletariat, Как и пресловутый пролетариат, вы
you stand to lose nothing; what ничего не потеряете; то, что вы
you may gain are new associative можете получить, — это новые
chains. ассоциативные цепи.
On Grief and Reason is a soul- "О скорби и разуме" — это
stimulating read in its entirety. душеспасительное чтение во всей
его полноте.
Sample it further with Brodsky Вы еще лучше поймете это, читая
on how to play the game of life, Бродского о том, как играть в жизнь,
then see Virginia Woolf on how to Вирджинию Вулф о том, как читать
read a book, Edward Hirsch книгу, Эдварда Хирша о том, как
on how to read a poem, and James читать стихи, и Джеймса Дикки о
Dickey on how to enjoy poetry. том, как наслаждаться поэзией.

“Joseph Brodsky”
According to a Times Literary По словам обозревателя "Times

95
Supplement reviewer, Brodsky's
poetry "is religious, intimate,
depressed, sometimes confused,
sometimes martyr-conscious,
sometimes elitist in its views, but
it does not constitute an attack on
Soviet society or ideology unless
withdrawal and isolation are
deliberately construed as attack:
of course they can be, and
evidently were."
According to a reviewer
in Time, the poet's expulsion from
Russia was "the culmination of an
inexplicable secret-police vendetta
against him that has been going on
for over a decade."
Brodsky said:
"They have simply kicked me out
of my country, using the Jewish
issue as an excuse."
The vendetta first came to a head
in a Leningrad trial in 1964, when
Brodsky was charged with writing
"gibberish" instead of doing
honest work; he was sentenced to
five years hard labor.
Protests from artists and writers
helped to secure his release after
eighteen months, but his poetry
still was banned.
Israel invited him to immigrate,
and the government encouraged
him to go; Brodsky, though,
refused, explaining that he did not
identify with the Jewish state.
Finally, Russian officials insisted
that he leave the country.
Despite the pressures, Brodsky
reportedly wrote to Leonid
Literary Supplement", поэзия
Бродского "религиозна, интимна,
подавлена, иногда запутана, иногда
мученически сознательна, иногда
элитарна в своих взглядах, но она не
представляет собой нападения на
советское общество или идеологию,
если только уход и изоляция
сознательно не истолковываются как
нападение: конечно, они могут быть
и, очевидно, были".
По словам обозревателя «Time»,
изгнание поэта из России стало
"кульминацией необъяснимой
вендетты органов госбезопасности
против него, которая продолжается
уже более десяти лет".
Сам Бродский сказал:
"Они просто выгнали меня из моей
страны, используя еврейский вопрос
в качестве предлога".
Вендетта впервые вспыхнула во
время слушания в Ленинградском
суде в 1964 году, когда Бродского
обвинили в написании
"тарабарщины" вместо честного
труда; его приговорили к пяти годам
каторжных работ.
Протесты художников и писателей
помогли добиться его освобождения
через полтора года, но его поэзия по-
прежнему была запрещена.
Израиль предложил ему
иммигрировать, и правительство
поощряло его; Бродский, однако,
отказался, объяснив это тем, что он
не отождествляет себя с еврейским
государством.
Наконец, российские чиновники
настояли на том, чтобы он покинул
страну.
Несмотря на давление, Бродский,
как сообщается, написал Леониду
96
Brezhnev before leaving Moscow Брежневу перед отъездом из
asking for "an opportunity to Москвы, прося "возможности
continue to exist in Russian продолжать существовать в русской
literature and on Russian soil." литературе и на русской земле".
Brodsky's poetry bears the marks Поэзия Бродского несет в себе следы
of his confrontations with the столкновений с русскими властями.
Russian authorities.
"Brodsky is someone who has "Бродский, - писал Стивен Спендер
tasted extremely bitter bread," в "New Statesman", - вкусил очень
wrote Stephen Spender in New горького хлеба, и его стихи как
Statesman, "and his poetry has the будто перемалываются зубами…
air of being ground out between
his teeth. . . .
It should not be supposed that he Не следует думать, что он либерал
is a liberal, or even a socialist. или даже социалист.
He deals in unpleasing, hostile Он имеет дело с неприятными,
truths and is a realist of the least враждебными истинами и является
comforting and comfortable kind. реалистом наименее утешительного
и удобного рода.
Everything nice that you would Все хорошее, что вы хотели бы,
like him to think, he does not чтобы он думал, он не думает.
think.
But he is utterly truthful, deeply Но он абсолютно правдив, глубоко
religious, fearless and pure. религиозен, бесстрашен и чист.
Loving, as well as hating." Любит он так же искренне, как и
ненавидит".
Though one might expect Хотя можно было бы ожидать, что
Brodsky's poetry to be basically поэзия Бродского будет в основном
political in nature, this is not the политической по своей природе, это
case. не так.
"Brodsky's recurrent themes are "Повторяющиеся темы Бродского —
lyric poets' traditional, indeed это традиционные, действительно
timeless concerns—man and вневременные заботы лирических
nature, love and death, the поэтов: человек и природа, любовь и
ineluctability of anguish, the смерть, неизбежность страдания,
fragility of human achievements хрупкость человеческих достижений
and attachments, the preciousness и привязанностей, ценность
of the privileged moment, the привилегированного момента,
'unrepeatable.' The tenor of his "неповторимое". "Его поэзия не
poetry is not so much apolitical as столько аполитична, сколько
antipolitical," wrote Victor Erlich. антиполитична", - писал Виктор
Эрлих.
"His besetting sin was not 'dissent' "Его главным грехом было не
97
in the proper sense of the word, "несогласие" в прямом смысле этого
but a total, and on the whole слова, а полное и в целом спокойно-
quietly undemonstrative, сдержанное отчуждение от
estrangement from the Soviet Советского эпоса".
ethos."
Brodsky elaborated on the Бродский подробно остановился на
relationship between poetry and связи между поэзией и политикой в
politics in his Nobel lecture, своей нобелевской лекции "Лица
"Uncommon Visage," published необщим выраженьем",
in Poets & Writers magazine. опубликованной в журнале "Poets &
Writers".
Art teaches the writer, he said, Искусство учит писателя, говорил
"the privateness of the human он, "частности человеческого
condition. состояния".
Being the most ancient as well as Будучи самой древней, а также
the most literal form of private самой буквальной формой частного
enterprise, it fosters in a man . . . a предпринимательства, она
sense of his uniqueness, of воспитывает в человеке. . .
individuality, or separateness— ощущение своей уникальности,
thus turning him from a social индивидуальности или
animal into an autonomous 'I.'. . . обособленности, превращая его из
общественного животного в
личность. . .
A work of art, of literature Произведение искусства, в
especially, and a poem in особенности литература, и
particular, addresses a man tete-a- стихотворение, в частности,
tete, entering with him into direct обращается к человеку тет-а-тет,
—free of any go-betweens— вступая с ним в прямые —
relations." свободные от всяких посредников -
отношения".
In addition, literature points to Кроме того, литература указывает на
experience that transcends опыт, который выходит за
political limits. политические рамки.
Brodsky observed, "Language Бродский заметил: "язык и,
and, presumably, literature are думается, литература - вещи более
things that are more ancient and древние, неизбежные, долговечные,
inevitable, more durable than any чем любая форма общественной
form of social organization. организации.
The revulsion, irony, or Негодование, ирония или
indifference often expressed by безразличие, выражаемое
literature toward the state is литературой по отношению к
essentially the reaction of the государству, по существу, реакция
permanent—better yet, the infinite постоянного, лучше сказать —
98
—against the temporary, against бесконечного, по отношению к
the finite. . . . временному, ограниченному…
The real danger for a writer is not Подлинной опасностью для писателя
so much the possibility (and often является не столько возможность
the certainty) of persecution on (часто реальность) преследований со
the part of the state, as it is the стороны государства, сколько
possibility of finding oneself возможность оказаться
mesmerized by the state's features загипнотизированным его,
which, whether monstrous or государства, монструозными или
undergoing changes for the better, претерпевающими изменения к
are always temporary." лучшему, но всегда временными
очертаниями".
Brodsky went on to say that Бродский далее сказал, что
creative writing is an essential творческое письмо является
exercise of individual freedom, необходимым проявлением
since the writer must make many личностной свободы, так как в
aesthetic judgments and choices процессе сочинения писатель делает
during the process of composition. много эстетических суждений и
определений.
He pointed out, "It is precisely in Он отметил: "именно в этом . . .
this . . . sense that we should заключается смысл замечания
understand Dostoyevsky's remark Достоевского о том, что красота
that beauty will save the world, спасет мир, или веру Мэтью
or Matthew Arnold's belief that Арнольда в то, что нас спасет
we shall be saved by poetry. поэзия.
It is probably too late for the Возможно, спасать этот мир уже
world, but for the individual man слишком поздно, но для отдельного
there always remains a человека всегда остается шанс…
chance. . . .
If what distinguishes us from Если то, что отличает нас от других
other members of the animal представителей животного мира, —
kingdom is speech, then literature это речь, то литература — и поэзия,
—and poetry, in particular, being в частности, будучи высшей формой
the highest form of locution—is, словесности, — это, грубо говоря,
to put it bluntly, the goal of our предназначение нашего вида".
species."
Even more compelling than the Бродский утверждал, что отношения
relationship between poetry and между писателем и его языком еще
politics is the relationship between более убедительны, чем отношения
the writer and his language, между поэзией и политикой.
Brodsky claimed.
He explained that the first Он пояснил, что первый опыт,
experience the writer has when который имеет писатель, когда берет
99
taking up a pen to write "is . . . the ручку, чтобы писать "есть . . .
sensation of immediately falling ощущение немедленного попадания
into dependence on language, on в зависимость от языка, от всего, что
everything that has already been в нем уже произнесено, написано и
uttered, written, and accomplished сделано".
in it."
But the past accomplishments of a Но прошлые достижения языка
language do not impinge on the затрагивают писателя не больше,
writer more than the sense of its чем его огромный потенциал.
vast potential.
Brodsky added, "There are times Бродский добавил: "бывают случаи,
when, by means of a single word, когда с помощью одного слова,
a single rhyme, the writer of a одной рифмы автору стихотворения
poem manages to find himself удается оказаться там, где до него
where no one has ever been before никто никогда не был, может быть,
him, further, perhaps, than he дальше, чем ему самому хотелось
himself would have wished for. . .бы…
Having experienced this Испытав это ускорение
acceleration once . . . one falls единожды . . . кто-то впадает в
into dependency on this process, зависимость от этого процесса, как
the way others fall into впадают в зависимость от
dependency on drugs or alcohol." наркотиков или алкоголя".
In keeping with these views, В соответствии с этими взглядами
Brodsky's poetry is known for its поэзия Бродского известна своей
originality. оригинальностью.
Arthur C. Jacobs in the Jewish Джейкобс в "Jewish Quarterly"
Quarterly noted that Brodsky is отмечал, что Бродский "совершенно
"quite apart from what one thinks не похож на то, что принято считать
of as the main current of Russian основным течением русской
verse." поэзии".
A critic in New Leader wrote: Критик в "New Leader" писал:
"The noisy rant and attitudinizing"Шумные разглагольствования и
rhetoric of public issues are претенциозность риторики
superfluous to Brodsky's moral общественных вопросов излишни
vision and contradictory to his для нравственного видения
craft. Бродского и противоречат его
ремеслу.
As with all great lyric poets, Как и все великие лирические поэты,
Brodsky attends to the immediate, Бродский обращает внимание на
the specific, to what he has непосредственное, специфическое,
internally known and felt, to the на то, что он внутренне познал и
lucidities of observation почувствовал, на ясность
heightened and defined by наблюдений, возвышенных и
100
thought."
Though many critics agreed that
Brodsky was one of the finest
contemporary Russian poets,
some felt that the English
translations of his poetry are less
impressive.
Commenting on George L. Kline's
translation of Selected Poems,
Joseph Brodsky, Stephen Spender
wrote:
"These poems are impressive in
English, though one is left having
to imagine the technical virtuosity
of brilliant rhyming in the
originals. . . .
One is never quite allowed to
forget that one is reading a
second-hand version."
In A Part of Speech, Brodsky
gathered the work of several
translators and made amendments
to some of the English versions in
an attempt to restore the character
of the originals.
Brodsky's personal style remains
somewhat elusive in that
collection due to the subtle effects
he achieves in the original
Russian, Tom Simmons observed
in the Christian Science
Monitor. Brodsky, he said, "is a
poet of dramatic yet delicate
vision—a man with a sense of the
increasingly obscured loftiness of
human life.
But under no circumstances is his
poetry dully ethereal. . . .
He can portray a luminous
moment or a time of seemingly
purposeless suffering with equal
clarity."
определенных мыслью".
Хотя многие критики соглашались с
тем, что Бродский был одним из
лучших современных русских
поэтов, некоторые считали, что
английские переводы его поэзии
менее впечатляющи.
Комментируя перевод Избранных
стихотворений Иосифа Бродского,
выполненный Джорджем Клайном,
Стивен Спендер писал:
"Эти стихи впечатляют на
английском языке, хотя остается
представить техническую
виртуозность блестящих рифм в
оригиналах…
Никогда нельзя забывать, что
читаешь подержанную версию".
В «Части речи» Бродский собрал
работы нескольких переводчиков и
внес поправки в некоторые
английские версии в попытке
восстановить характер оригиналов.
Личный стиль Бродского остается
несколько неуловимым в этой
коллекции из-за тонких эффектов,
которые он достигает в
оригинальном русском языке, как
отметил Том Симмонс в "Christian
Science Monitor": «Бродский - сказал
он, - поэт драматического, но
тонкого видения — человек с
чувством все более неясной
возвышенности человеческой жизни.
Но ни при каких обстоятельствах его
поэзия не бывает скучно-
бесплотной…
Он может изобразить блестящий
момент или период кажущихся
бесцельными страданий с
одинаковой ясностью".
101
102